Ниал Фергюсон - Дом Ротшильдов. Пророки денег, 1798–1848

Когда Амшель осознал свою ошибку, он нашел ее «поразительной» — тем более что обрушение фунта в Берлине вызвал он сам! «Мог ли я вести себя осторожнее? — парировал он, задетый нападками братьев. — Вы как будто хотите… выходить под дождь и не промокнуть». Соломон мрачно заключил, что Натан сам принял случившееся слишком близко к сердцу: «Ни один человек на земле не способен в любое время зафиксировать курс фунта, кроме правительства, которое охотно рискнуло бы полумиллионом фунтов за год, чтобы воплотить в жизнь валютный план… Не думаю, что есть смысл покупать фунты стерлингов с целью удержать фунт от падения, потому что в мире и так уже слишком много этой валюты». Джеймс даже предложил сменить стратегию: повысить процентные выплаты по долгам в фунтах стерлингов под предлогом продолжающегося обесценивания фунта. Вновь повысить курс следовало осторожно и постепенно — и при помощи Натана, который будет «действовать… насколько это в моей власти», — и таким образом восстановили доверие к фунту. В ноябре Джеймс понял, что ему снова будет достаточно «появиться» на гамбургской фондовой бирже, чтобы фунт вырос. То же самое подтвердилось в начале нового года, когда он приехал в Берлин [33] Именно после этого оживления на рынке повысился размер прибыли в операциях по переводу субсидий Пруссии — с 0 до приличных 3 %. . В феврале он уже мог с уверенностью сообщать Натану: «Поднимется или упадет фунт в Париже — зависит единственно от меня».

Был еще один (во многом сходный) способ получить прибыль косвенным путем на переводах субсидий: спекуляции на колебаниях в цене облигаций. Подобно валютному курсу, цены на облигации были крайне чувствительными к крупным международным переводам, а также к связанным с ними политическим событиям. Например, цена русских облигаций резко упала с 65 % от номинала до всего 25 % с февраля по октябрь 1812 г. по той причине, что французское вторжение в Россию привело к приостановке выплат процентов по государственному долгу. Новость об отступлении французов из Москвы вызвала кратковременное оживление на рынке: 30 ноября облигации котировались по 35 в Амстердаме, а в марте 1813 г. поднялись до 50, но снова упали до 41 в июне после известий о победах Наполеона в Саксонии. По мере того как победа союзников становилась все вероятнее, русские облигации снова повышались в цене, а выплата субсидий со стороны Великобритании намекала на неминуемое возобновление выплат процентов. Поэтому все, кто предчувствовал поражение Франции, считали разумным покупать облигации стран — союзниц Великобритании, пока они котировались относительно низко. Ротшильды также попытались так поступить, хотя и довольно поздно. К тому времени как Натан послал своего зятя Мозеса Монтефиоре в Париж с распоряжением сделать несколько спекулятивных покупок, русские облигации уже шли почти по номиналу. Тем не менее Джеймс не сомневался, что они поднимутся еще выше, поскольку получил от Жерве сведения о том, что скоро возобновят выплату процентов по ним. И Амшель в августе того же года начал скупать небольшие пакеты облигаций у соседних немецких княжеств. А в марте 1815 г. покупки Ротшильдов, основанные на сходных расчетах, подняли цены на австрийские облигации. Однако, судя по всему, они получили на таких операциях гораздо меньше прибыли, чем на арбитражных операциях и операциях с иностранной валютой, которые проводились в гораздо более широком масштабе. Более того, последние покупки облигаций, вполне вероятно, привели к существенным убыткам — по причинам, которые будут разъяснены ниже.

После того как Франция была повержена, а Наполеон сослан на остров Эльба, впереди замаячил конец операций с ассигнованиями — во всяком случае, так казалось. Не представлялись и новые возможности нажиться. В 1814 г. финансовое положение Франции казалось таким шатким, что ни о какой выплате репараций не могло быть и речи. Хотя долги французского государства, накопленные за предыдущий период, около 1800 г. были в основном аннулированы благодаря инфляции ассигната, Наполеоновские войны способствовали росту нового внутреннего долга до 1,27 млрд франков, а бессрочные рентные облигации (французский аналог британских консолей) шли примерно по 58 (то есть на 42 % ниже номинала). Наполеону удалось реформировать валюту, даровав монополию на выпуск банкнот Банку Франции и фактически переведя новый франк на биметаллический (золотой и серебряный) стандарт. Но к 1814 г. запасы драгоценных металлов в Париже истощились. Таким образом, победоносные союзники просили от реставрированного режима Бурбонов самое большее скромной контрибуции за расходы на оккупацию Франции в виде процентных королевских бон. Возможно, Ротшильды, привыкнув к своему главенствующему положению при переводах британских субсидий, ожидали, что и сейчас им поручат ведущую роль в таких операциях. Однако их ждало разочарование. Хотя они, судя по всему, и занимались некоторыми выплатами России в пересчете на франки, их заявка на конвертацию австрийской доли королевских бон в наличные за комиссию в размере 0,5 % была отклонена, как и последующие предложения, сделанные другим странам-союзницам.

По этой причине заманчиво полагать, будто возвращение Наполеона с Эльбы 1 марта 1815 г. знаменовало для Ротшильдов полосу удачи. В то время как братья все больше лишались покоя, Сто дней Бонапарта снова погрузили Европу в пучину войны, восстановив те финансовые условия, в которых Ротшильды процветали ранее.

Гипотеза о том, что Натан выгадал на драматических событиях 1815 г., играет центральную роль в мифологии, окружающей Ротшильдов: неоднократно утверждалось, что, первым узнав о поражении Наполеона при Ватерлоо — даже раньше, чем правительство, — Натан сумел заработать огромные деньги на фондовой бирже. Разумеется, самые невероятные, сказочные подробности — например, личное присутствие Натана на поле сражения, бешеная скачка рядом с Веллингтоном, пересечение Ла-Манша в шторм из Остенде в Дувр, прибыль от 20 до 135 млн ф. ст. — давным-давно развенчаны. Тем не менее историки, в том числе сам Виктор Ротшильд, по-прежнему считают, что Ротшильды, по крайней мере до некоторой степени, получили выгоду от возобновления военных действий и окончательной победы союзников. Даже если деньги, вырученные на покупке британских государственных облигаций сразу после сражения, составляли лишь 10 с лишним тысяч фунтов, общая прибыль Ротшильдов от сражения при Ватерлоо оценивается примерно в миллион фунтов.

То, что произошло на самом деле, сильно расходится с вымыслом. Правда, что возобновление войны лишь на первый взгляд сулило возврат к выгодным условиям 1814 г. — но не из-за того, какое действие война оказала на консоли, которые, как мы видели, с тех пор играли для Натана сравнительно незначительную роль. (В 1815 г. новую эмиссию государственных облигаций, как прежде, провели Бэринги.) Скорее, речь может идти о возобновлении прежних отношений Натана с Херрисом на том основании, что возвращение Наполеона порождало ту же насущную потребность в переводах денег из Англии на континент, что и год назад. До некоторой степени такое умозаключение казалось совершенно верным. Но, судя по переписке Ротшильдов, возобновление платежей Веллингтону и континентальным союзникам Великобритании оказалось источником уже не таких легких заработков, как в 1814 г. Более того, возможно, ряд ошибок, совершенных братьями, привел не к прибыли, а к убыткам в критический период до и после Ватерлоо. Судя по всему, в данном случае действительность диаметрально противоположна вымыслу.