Леонид Млечин - До и после смерти Сталина

— Куда его девать?

Сталин поинтересовался, пишет ли что-нибудь Майский. Вячеслав Михайлович вспомнил, что перу его заместителя принадлежат работы о британском рабочем движении. Вопрос был решен. Иван Михайлович приступил к работе в Институте истории Академии наук, в ноябре 1946 года его избрали академиком.

А в начале 1952 года недавнего посла обвинили в работе на британскую разведку и в том, что он считал западных лидеров друзьями Советского Союза. Арестовали троих его недавних подчиненных, бывших сотрудников советского посольства в Лондоне, среди них известного публициста Эрнста Генри (он же Семен Николаевич Ростовский, он же Леонид Аркадьевич Хентов, человек с фантастически интересной биографией, автор двух знаменитых в тридцатые годы книг — «Гитлер над Европой» и «Гитлер против СССР»). Майский не выдержал и «признал», что шпионил на англичан с 1925 года.

От него требовали показания на других дипломатов, в том числе на Александру Михайловну Коллонтай. Следователи хотели соорудить дело о шпионской сети среди дипломатов. Майский понимал что его ждет, просил хотя бы сохранить ему жизнь.

В марте 1953 года Берия решит его освободить. И это тоже поставят Берии в вину. Генеральный прокурор Руденко на допросе потребует от Лаврентия Павловича:

— Признавайтесь, что вы действовали в угоду английской разведке, спасая Майского от наказания. Признавайтесь, что, став агентом английской разведки в период Гражданской войны, вы служили английскому империализму все последующие годы, вплоть до вашего разоблачения и ареста?

13 июня 1955 года Военная коллегия Верховного суда приговорит Майского к шести годам высылки, но 21 июля президиум ЦК его помилует. Реабилитируют его только в 1960-м.

Гаррисон Солсбери описал, как в 1967 году в последний раз беседовал с Майским в его квартире на улице Горького. «Сталин никому не доверял, — говорил ему Майский. — Гитлер был единственным человеком, кому доверял Сталин».

А на Лубянке били тревогу: в самом сердце страны работают британские шпионы. Главное управление контрразведки доложило министру Игнатьеву:

«Еще в 1938–1941 гг. резидентурой МГБ СССР в Лондоне были добыты и материалы английской разведки, из которых видно, что англичанам удалось получить информацию о некоторых заседаниях политбюро и пленумов ЦК. В одном из документов указывалось, что агент англичан имеет хорошие возможности для получения информации от ближайшего окружения одного из членов политбюро. Не исключено, что до последнего времени английская разведка получает аналогичную информацию, так как в 1941 году связь с агентурой, через которую нашей резидентуре удалось получать эти данные, была потеряна».

Игнатьев доложил Сталину, что подозрения падают на Власика и Поскребышева.

Власик был связан с художником Владимиром Августовичем Стенбергом, который многие годы оформлял Красную площадь ко всем праздникам. А того сочли шпионом, потому что до 1933 года он был шведским подданным.

Власика обвиняли в том, что он вел секретные разговоры в присутствии Стенберга. Разрешал своему приятелю летать самолетами управления охраны в Сочи. Показывал ему фотографии, в том числе снимки сталинской дачи на озере Рица. В МГБ решили арестовать Стенберга. Власик сообразил, что это его сильно скомпрометирует, и обратился к Игнатьеву. Тот не стал ссориться со сталинским охранником и разрешил отправить дело в архив.

Но в январе 1953 года по этому делу арестовали пятерых. Доложили начальству:

«Один из объектов разработки имел близкое общение с бывшим начальником Главного управления охраны МГБ Власиком. После ознакомления с материалами этого дела Власик вызвал к себе объекта разработки и рассказал ему об имеющихся на него материалах. После чего посадил его в машину и увез к себе на дачу, где не раз до этого устраивал попойки. На следующий день этот объект разработки предупредил остальных связанных с ним лиц об имеющихся на них материалах».

На допросах от Власика потребовали ответа:

— Что сближало вас со Стенбергом?

— Сближение было на почве совместных выпивок и знакомств с женщинами.

— Вы выдавали пропуска для прохода на Красную площадь во время парадов своим друзьям и сожительницам?

— Да, но прошу учесть, что давал я пропуска только лицам, которых хорошо знал.

— Но вами давался пропуск на Красную площадь некоей Николаевой, которая была связана с иностранными журналистами?

— Я только сейчас осознал, что совершил, давая ей пропуск, преступление.

Вождь, узнав, что Власика не били, упрекнул следователей, что они «жалеют своих». Следователи получили указание бить арестованных «смертным боем».

«Министр госбезопасности тов. Игнатьев сообщил нам на совещании, что ход следствия по делам, находившимся в нашем производстве, оценивается правительством как явно неудовлетворительный, и сказал, что нужно «снять белые перчатки» и «с соблюдением осторожности» прибегнуть к избиениям арестованных, — сообщал в рапорте от 24 марта 1953 года полковник Петр Васильевич Федотов, заместитель начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР. — Говоря это, тов. Игнатьев дал понять, что по этому поводу имеются указания свыше. Во внутренней тюрьме было оборудовано отдельное помещение для избиения, а для осуществления пыток выделили группу работников тюрьмы…

В феврале 1953 года т. Игнатьев, вызвав меня к себе и передав замечания по представленному товарищу Сталину протоколу допроса Власика, предложил применить к нему физические меры воздействия. При этом т. Игнатьев заявил, что товарищ Сталин, узнав, что Власика не били, высказал упрек в том, что следствие «жалеет своих».

По словам дочери генерала Власика, «его все время держали в наручниках и не давали спать по нескольку суток подряд. А когда он терял сознание, включали яркий свет, а за стеной ставили на граммофон пластинку с истошным детским криком».

Сталин считал, что Власик выдал систему его охраны главному врагу — американцам.

В апреле 1946 года на совещании в ЦК по идеологическим вопросам Андрей Александрович Жданов сообщил о новом указании вождя: заняться «лечением недостатков на идеологическом фронте» и бороться против вредного тезиса о том, что «людям после войны надо дать отдохнуть».

Накормить людей власть была не в состоянии. Зато могла напугать и отбить желание жаловаться и говорить о трудностях. Послевоенные годы оказались мрачными и трудными не только по причине голода и медленного восстановления народного хозяйства. В 1949 году Сталин приказал Министерству государственной безопасности:

«Осуществить необходимые чекистские меры в Красноярском крае, Новосибирской, Омской и Иркутской областях по пресечению деятельности вражеских элементов, учитывая, что эти районы в прошлом были очагами колчаковщины».