Василий Колташов - Капитализм кризисов и революций: как сменяются формационные эпохи, рождаются длинные волны, умирают реставрации и наступает неомеркантилизм

(72-84 стр. в бумажной версии книги)

Кризис конца XVIII в. заслуживал подробного рассмотрения. Можно сказать, что его исследование только начинается, и картина имеет немало белых пятен. Само понимание экономических и социально-политически потрясений того периода является новым.

Давший почувствовать себя в 1770-е гг. экономический кризис был вызван невозможностью дальнейшего развития мирового хозяйства без серьезных перемен в нем. Завершился очередной этап колониальной гонки, главный приз в ней — Индия — достался англичанам. Вместе с тем рост обрабатывающей промышленности в Европе привел к ослаблению позиций старых торгово-промышленных лидеров, потребовав от них качественных перемен в экономике. В Австрии, России, Германии и Испании, напротив, развернулся мануфактурный рост, а кризисная фаза оказалась пройдена к началу 1780-х гг.

К 1790 году в мире произошли серьезные изменения в сфере торговли и международного разделения труда. Обрабатывающая промышленность перестала быть привилегией наиболее развитых стран. Для преодоления спада потребовались технические новшества, политические реформы и социальные революции в Западной Европе, призванные убрать феодальные преграды всюду, где капиталистические отношения проникли достаточно глубоко. Необходимо подчеркнуть: советский марксизм трактовал социальные революции как радикальные насильственные преобразования общества, которые открывали путь новому способу производства, устраняя преграды старых отношений. Примером таких революций традиционно служили буржуазные революции. Однако социальные революции имеют два уровня. Одни революции меняют формационные эпохи. Разворачиваются они вовсе не как народные революции, уничтожающие классы угнетателей и создающие тем новый общественный строй. Они могут порождать такие революции, как это было показано на примере кризиса XIV в., но они не могут быть сведены к ним. Процесс намного сложнее и включает в себя экономический кризис и трансформацию общества и классов в нем. Так, рабы становятся колонами, а их хозяева — эксплуататорами другого типа.

В XIV веке в наиболее передовых странах, которые превращаются в центры капитализма, феодалы преобразуются в арендодателей. Их деятельность может включать управление торговлей и банками. Финансисты могут владеть обширными землями, обзаводиться гербами и аристократическими повадками. В разборе двух великих кризисов механизм этих изменений уже был показан. Остается заключить, что он был запущен в результате сменившей феодальную формационную эпоху социальной революций. Она же была порождена великим кризисом.

В рамках капитализма происходят другого типа социальные революции.

Капитализм является самым сложным эксплуататорским обществом. Он разделяется на эпохи торгового и промышленного капитализма. Происходящие в них революции решают задачи развития или модернизации, что особенно характерно для промышленной эры. Они устраняют феодальные отношения и сформировавшуюся на их основе аристократию. Задача этих революций расчистить путь для развития общества на индустриальном фундаменте. Эти революции неверно оценивать по их кульминации, когда они способны уничтожить даже буржуазию, если та окажется непригодной для решения объективно стоящих задач. Такой радикализм вовсе не делает их сменяющими формационную эпоху или даже общественно-экономическую формацию в вульгарном марксистском понимании. Логика этих революций будет рассмотрена далее. Но нужно отметить, они не являются единственным механизмом подстегивания развития в условиях промышленного капитализма. Скорее, они могут быть описаны как чрезвычайный механизм форсирования процессов на национальном или более широком уровне, тогда как большие кризисы в мировой экономике заслуживают оценки основного стимулирующего перемены механизма. Важно и то, что революции ведут страны полупериферии к положению держав экономического центра капитализма самым коротким путем. Они оказываются соперниками прежних лидеров, на них обрушиваются удары с разных сторон, они могут казаться потерпевшими поражение или выдохшимися в момент политической реставрации, но это не заканчивает их историю. Великие революции все равно приходят к успеху.

Большой кризис конца XVIII в. дал мощный толчок прогрессивным переменам в мире. Англию он принудил к промышленной революции: были созданы и стали широко применяться в хлопчатобумажном производстве машины, встал вопрос новой двигательной силе в производстве, так, паровые машины стали применяться не только горном деле; добыча каменного угля (производимая не без помощи паровых машин, откачивавших воду из шахт) улучшила британскую черную металлургию. В тот же период, с кризиса 1770-х гг., по-видимому, начинается история «десятилетних» (средних) торгово-промышленных циклов, а также длинных волн развития с неизбежными большими кризисами в итоге. Тех волн, что обнаружил Кондратьев.

Торговый капитализм просуществовал почти четыре столетия. Эта эпоха началась и завершилась кризисом. Последний продолжительный и острый большой экономический кризис открыл путь промышленному капитализму. Сейчас история капитализма машин насчитывает два с половиной столетия. Однако в конце XVIII в. она только началась. Англия лидировала в этом процессе применения станков и паровых машин как в хлопчатобумажной, так и горной промышленности. Рост производства оказался столь внушительным, что даже, несмотря на снижение себестоимости продукции, последовало перепроизводство.

Кризис 1787—1788 гг. (не пройденный еще до конца и в 1790 г.) взорвал Францию. Зафиксированный в Англии спад 1792—1793 гг. также отразился на французском обществе. Экономика страны страдала от торгового договора 1786 г. с морским соседом. Рынок Франции, благодаря «свободной торговле», был полон английских фабрикатов, а французы оставались без заработка. Революция отменила этот договор в самой решительной форме: Франция объявила войну Англии. Это стало отправной точкой ее нового подъема, который наступил не сразу, но оказался чрезвычайно бурным. В 1797 и 1803 г. в экономике Соединенного Королевства фиксировались кризисы. Все они носили международный характер: английский сбыт сталкивался с проблемами прежде всего вне острова.

Поистине грандиозным и переломным оказался кризис 1810—1820 гг. В экономической истории принято разделять «английские кризисы» 1810—1811, 1815—1816 и 1818—1819 гг. Между тем кризисы эти были общемировым явлением. Они затрагивали Францию, Россию, США, Германию, Италию и Испанию. От них страдали голландские и скандинавские производители, а также колонии европейских держав. Проблемы со сбытом английских, французских, немецких и иных промышленных товаров порождали переполнение рынков сырьем, спекуляции хлебом и обнищание европейских и североамериканских рабочих. Страдало также сельское хозяйство. Промежутки между кризисами (за исключением 1814—1815 гг. для Англии) являли собой депрессивные передышки перед новыми обвалами продаж [56] Подробная статистика по спадам и подъемам XIX — начала XX в. приводится в работе: Мендельсон Л.А. Теория и история экономических кризисов и циклов : в 3 т. М. : Соцэкгиз, 1959. . Британский характер кризиса выражался в том, что начался он не в наполеоновской Франции, а в Соединенном Королевстве. Этот факт указывает, что именно английская экономика занимала центральное положение в мире. Другим доказательством этого факта были условия преодоления кризиса: британские власти помогли закончиться успехом восстанию в испанских колониях, результатом чего стала более тесная связь новых государств с английским рынком. Это специфическое расширение сферы торгового влияния Англии обеспечило заказами ее промышленность. Примечательно, что создания в Южной Америке аналога США (что считал вероятным Наполеон) не случилось. Этому снова помешали английские усилия: британцам нужен был не еще один сильный претендент на положение центра капитализма, а новая периферия.