Роман Почекаев - Узурпаторы и самозванцы «степных империй». История тюркомонгольских государств в переворотах, мятежах и иностранных завоеваниях

В эпиграфических памятниках и шежере эти правители фигурируют либо как ханы, либо как «улуг-бии» [410]. Нетрудно увидеть в этой титулатуре «перекличку» с золотоордынской и постордынской традицией: называя себя ханами, башкирские предводители бросали вызов потомкам Джучи, постоянно сменявшим друг друга в борьбе за владения в Поволжье и Приуралье, а принимая титул «улуг-биев» — соответственно, правителям Ногайской Орды, потомкам Идигу, не менее активно стремившимся установить контроль над Башкирией.

Собственно говоря, нет уверенности, что появление башкирских «региональных» ханов в XV–XVI вв. — реальный факт, а не позднее созданный миф, игравший идеологическую роль в последующих антироссийских движениях в Башкирии в XVII–XVIII вв. Причем стоит отметить, что даже во время восстаний XVII–XVIII вв. башкиры не выдвигали из своей среды ханов, а приглашали Чингизидов из других государств — Казахского ханства, сибирских «бродячих царевичей» (потомков разгромленного при Иване Грозном и его сыне Федоре хана Кучума), представителей «Золотого рода» из Каракалпакии и т. д. Ряд историков вообще не упоминает о деятельности таких ханов, полагая, что в рассматриваемый период власть над Башкирией принадлежала тюменским (сибирским) ханам-Чингизидам — потомкам Шибана, которые в той или иной степени делили ее с ногайскими мурзами, закрепляя свои позиции в Поволжье и Приуралье брачными узами с представительницами ногайского правящего семейства [411]. Другие полагают, что предводители «башкирских конфедераций» могли существовать и играть определенную политическую роль, однако выражают сомнения в том, что они обладали ханскими титулами [412]. Высказывалось также мнение, что деятели, впоследствии упоминаемые в шежере как ханы, в свое время были всего лишь влиятельными родоплеменными предводителями и занимали позиции карачи-беев в сановной иерархии Казанского ханства, т. е. были вполне лояльны ханам-Чингизидам [413]. Тем не менее в рамки выявляемой нами тенденции возможность существования таких узурпаторов вполне укладывается. Как, собственно, и упомянутая замена самозваных «ханов», не имевших права на этот титул в силу происхождения, более легитимными правителями — наместниками чингизидского (Хакк-Назар, Ахмад-Гирей) и манытского (Исмаил, Динбай и др.) происхождения. Аналогичная ситуация имела место, например, в Чагатайском улусе, который после длительного правления узурпаторов-Тимуридов был вновь возвращен под власть потомков «Золотого рода» из золотоордынской династии Шибанидов.

Переход Башкирии под власть московских князей, а затем царей повлек коренную перестройку системы управления, а главное — установление налогов, сборов и повинностей, заселение башкирских земель русскими служилыми людьми, крестьянством и даже монастырями [414]. Конечно, не стоит идеализировать государственное устройство и социально-экономический строй башкир в период чингизидского и ногайского владычества, однако прежние правители все же были ближе к башкирским политическим, экономическим, религиозным традициям, нежели новые власти. Поэтому неудивительно, что с сер. XVII в. в Башкирии началась целая серия восстаний, продолжавшихся в общей сложности более столетия. Восстания эти в отечественной историографии трактовались как национально-освободительные движения, однако нельзя отрицать, что башкиры не только стремились освободиться от русского владычества, но и предпринимали попытки восстановления прежнего государственного устройства и правления. На это указывает тот факт, что во время восстаний в Башкирию в качестве предводителей восставших неоднократно приглашались Чингизиды, придававшиеся башкирами в качестве ханов либо же, как мы увидим ниже, выдававшие себя за них самозванцы.

Ни для кого, включая самих провозглашенных ханов, не было секретом, что их роль чаще всего бывала номинальной, а реалы ной властью над восставшими и находившимися под их контролем регионами обладали представители башкирской знати. Более того, соглашаясь даже номинально стать во главе восстания, эти ханы автоматически становились мятежниками и узурпаторами в глазах русских властей, в подданстве которых с сер. XVI в. находилась Башкирия. Тем не менее многие представители «Золотого рода» соглашались на предложение башкир, поскольку видели возможность либо, однажды приняв ханский титул, бороться за него в дальнейшем уже и в других постордынских землях либо же (если они к этому времени уже считались ханами) присоединить Башкирию к своим владедиям.

Так, во время восстаний в середине XVII в. восставшие башкиры делали ставку на потомков сибирского хана Кучума, разгромленного в конце XVI в. московскими войсками. Его потомки до 1670-х гг. старались вернуть себе трон Сибирского ханства, поэтому их враждебность по отношению к Москве, несомненно, выглядела привлекательным качеством претендентов в глазах башкир. Кроме того, выбор именно Кучумовичей как номинальных предводителей восстаний мог объясняться рядом политико-правовых факторов, благодаря которым обосновывалась легитимность сибирских Шибанидов как законных ханов в Башкирии. Тут могло учитываться и то, что их предки (правда, не прямые) владели троном Золотой Орды и в качестве таковых являлись правителями всего Поволжья, в том числе и Башкирии — Хызр, Тимур-Ходжа, Мюрид, Азиз-Шейх, Пулад, Ильбек, Каганбек, Арабшах. В конце XV — начале XVI вв. на трон Золотой Орды и Казанского ханства претендовали уже прямой предок Кучумовичей — Ибак (дед Кучума) и его братья — Мамук и Агалак. Наконец, в 1540-е гг. наместником ногайских властей в Башкирии являлся Ахмад-Гирей — старший брат Кучума [415]. Являясь, таким образом, потомственными наследниками ханского трона, Кучумовичи обладали в глазах башкирских родоплеменных вождей и еще одним ценным свойством: они не имели тесных связей с Башкирией, не могли опереться на какие-либо местные силы и, следовательно, в случае провозглашения их ханами всецело зависели бы от тех, кто их поддерживал.

Впрочем, следует отметить, что и в Башкирии далеко не все восставшие готовы были признавать именно потомков Кучума в качестве своих предводителей. Так, например, в 1663 г. во время очередного антимосковского восстания башкиры Сибирской дороги призвали Кучука, правнука Кучума, тогда как башкиры Ногайской и Казанской дорог обратились за поддержкой не к Кучумовичам, а к калмыкам Шукур-Дайчина и Аюки [416]. Тем не менее значительная часть башкир с готовностью признавала претензии на ханскую власть сыновей и внуков Кучума. Правда, был ли их статус монархов официально закреплен церемонией интронизации именно в Башкирии, сведений не имеется. Вполне возможно, что башкиры признавали Кучумовичей ханами по итогам их интронизации в самой Сибири, где они могли формально проводить курултаи, на которых официально возводились в ханское достоинство.