Роман Почекаев - Узурпаторы и самозванцы «степных империй». История тюркомонгольских государств в переворотах, мятежах и иностранных завоеваниях

Несмотря на неудачный опыт трех братьев, кокандские власти продолжали покровительствовать им: с их помощью можно было продолжать оказывать дипломатическое давление на империю Цин и требовать у нее новых уступок в торговой и политической сфере [649]. При поддержке кокандских ханов Вали-хан-тура сделал еще три попытки вторжения в Кашгарию, однако все они оказались неудачными: в 1851 г. он осадил Яркенд, но амбань, китайский наместник, разгромил его и заставил бежать; а в 1855 и 1856 гг Вали-хан-тура вместе со своим братом Кичик-ханом-тура даже не попали в Кашгарию, поскольку не смогли преодолеть маньчжурские пограничные пикеты [650].

Видя, что население Кашгарии в силу как военных неудач, так и личных качеств сыновей Мэд-Юсуф-ходжи утратило к ним доверие, они тем не менее не отказались от борьбы за власть. Правда, когда во время следующего восстания, в 1857 г., Вали-хан вступил в Кашгар, он действовал уже не от имени себя и братьев, а от имени двоюродного брата — Бузрук-хана-тура бен Джахангир-ходжи. Это оказало надлежащий эффект, поскольку Бузрук-хан пользовался большим уважением в память о своем отце, а кроме того, не успел испортить себе репутацию, поскольку не участвовал в предыдущих авантюрах своих родственников. Однако, захватив от его имени Кашгар, Вали-хан стал править в нем сам и оставил по себе самую мрачную память. Еще во время восстания 1847 г., когда он владел городом Янысаром, он ознаменовал свое правление жестокими казнями, теперь же, когда в его власти оказалась вся Кашгария, масштабы его зверств также возросли. Он казнил представителей знати, торгового сословия и простолюдинов — как за правонарушения, так и по собственному произволу. Сохранился, например, рассказ о том, что он отрубил голову сыну кузнеца, принесшего ему саблю, лишь для того, чтобы проверить остроту клинка. Кроме того, как и в 1847 г. он окружил себя кокандцами, стал заставлять местных жителей одеваться по ферганской моде и чаще посещать мечети, что также не могло улучшить отношение населения к нему. Наконец. Вали-хан-тура пристрастился к курению гашиша и, одурманивая себя, выдумывал все новые и новые жестокости. В том же 1857 г. им был казнен по подозрению в шпионаже прусский ученый и путешественник А. Шлагенвейт, судьба которого выяснилась лишь несколько лет спустя [651]. Из голов своих жертв Вали-хан-тура по примеру Чингис-хана, Амира Тимура и их потомков приказал соорудить на берегу реки башню, которая росла едва ли не ежедневно.

Впрочем, интересно отметить, что, несмотря на все свои пороки, он прекрасно осознавал, что его положение ходжи обеспечивает ему покорность и послушание его подданных. И он не только злоупотреблял им, заставляя кашгарцев сносить свои беспричинные жестокости, но и мог использовать в политических и военных целях. Так, направив в поход на Яркенд своего военачальника Тилля-хана, он также объявил его ходжой (т. е. признал своим родичем), и население города открыло бы перед ним ворота без боя, если бы яркендский хаким не уверил горожан, что Тилля-хан — никакой ни ходжа, а сын мясника.

Естественно, такой правитель долго у власти оставаться не мог. Поэтому как только китайцы вступили на территорию Кашгарии, население не выразило готовности защитить Вали-хана-тура, и только очередная серия жестоких расправ заставила их приступить к обороне. Когда же китайцы достигли Кашгара, войска ходжи стали в массовом порядке дезертировать. Увидев, что воинов у него не осталось, и сам Вали-хан-тура также бежал [652].

Последним правлением этот ходжа настолько подорвал собственную репутацию, что когда в 1864 г. он в очередной раз появился в Кашгарии, то местное население, которое «испытало много горя от ходжей», даже не дожидаясь китайских войск, выступило против него [653]. Казалось, ходжам уже не суждено вернуться во владения своих предков, и даже их происхождение и религиозный авторитет не помогут им в этом.

Однако в том же 1864 г. в Восточном Туркестане началось мощное антицинское восстание, причем сразу в ряде городов, в каждом из которых был провозглашен собственный независимый правитель. В Куче дунганское население возвело на трон потомка почитаемого средневекового мусульманского святителя Рашид ад-Дин-ходжу, принявшего титул Хан-ходжи (в знак претензий не только на ханскую власть, но и на происхождение от пророка Мухаммада [654]); Уч-Турфан возглавил его двоюродный брат Бурхан ад-Дин-ходжа, Аксу — Джалал ад-Дин-ходжа, Хотан — Хабибула (Хаджи-падшах) [655]. Можно было бы не упоминать всех этих правителей, большинство которых сошло с политической сцены уже в 1865–1867 гг., однако нельзя не обратить внимания на два момента. Во-первых, Каждый из правителей именно себя считал главой всей Кашгарии и готов был воевать с другими, чтобы заставить их признать себя Верховным правителем. Во-вторых, как видим, практически все новые правители имели титул «ходжа», хотя по происхождению не Принадлежали ни к белогорцам, ни к черногорцам. Это заставляет предполагать, что правители-узурпаторы считали себя равными прежним правителям Кашгарии по статусу, а также — предводителями газавата, священной войны с «неверными», т. е. китайцами Таким образом, они использовали опыт ходжей, старавшихся в свое время объединить население Кашгарии под своей властью, опираясь именно на религиозный авторитет. В глазах новых претендентов на верховную власть, оказывается, уже не надо было иметь происхождения от почитаемых мусульманских святителей (не говоря уж о крови рода Чингизидов), чтобы занять трон и, объединив подданных, повести их за собой на «священную войну» [656].

Вскоре в Кашгарию прибыл известный среднеазиатский авантюрист — казахский султан Садык, сын мятежного хана Кенесары, боровшегося в 1830-1840-е гг. с российскими властями в Казахстане. Садык вступил в борьбу с маньчжурскими войсками, но, чтобы увеличить число своих сторонников, а заодно и придать легитимность своим действиям, он направил послание кокандскому хану (чьим подданным в то время номинально считался), прося прислать в Кашгарию кого-либо из белогорских ходжей. В результате в регион в начале 1865 г. был направлен Бузрук-хан-тура, номинально объявленный верховным правителем Кашгарии. Садык надеялся, что ходжа своим религиозным авторитетом сумеет объединить восставших жителей Кашгарии и позволит ему, Садыку, обрести от его имени всю полноту светской власти, надеясь, таким образом, в очередной раз использовать религиозный фактор как фактор национального объединения и закрепления собственной власти [657]. Однако роль фактического правителя Кашгарии кокандские власти отвели не Садыку, а кокандскому сановнику Якуб-беку. Казахскому султану пришлось смириться со своим подчиненным положением, он подчинился Якуб-беку, однако вскоре взбунтовал против него часть войск, был разгромлен и бежал в Хиву [658].