Олег Сумин - Гегель как судьба России

Имя А. А. Ермичева, особенно в последнее время, стало широко известно в кругу специалистов, занимающихся историей русской философии. Эта последняя была основным предметом писательской и преподавательской деятельности Ермичева и ранее. Освобождение субъективности от объективизма марксистской идеологии в лице Ермичева, таким образом, шло через сознательное восстановление религиозной субъективности мыслителей прошлого века, объединенных определением «мыслители Русского религиозного ренессанса». Выражением свободы духа Ермичева является, во–первых, то, что он занимался этой ветвью русской мысли задолго до того, как это стало официально приемлемо и модно. Если к началу 90‑х годов уже всякий второй был поклонником Бердяева и Струве, то Ермичев пришел к этому направлению задолго до этого и вопреки официальным на него запретам.

Ермичев являлся выразителем того духовного направления, которое находилось в сознательном теоретическом и историческом противоречии с направлением, утверждаемым Линьковым. Заслугой Ермичева поэтому явилось то, что ему удалось, оставаясь субъективно в рамках русской религиозной философии, примирить последнюю с абсолютноидеалистическим направлением. Это ему удалось сделать как в теоретическом плане, так и на уровне личных контактов, бескорыстной академическо–научной помощи не только тем, кто сознательно связывал свои духовные интересы с русской религиозной философией, но и тем, кто сознательно не отождествлял себя с последней. Мышление Ермичева, таким образом, оказалось также различено, от русской религиозной мысли. Традиция русского религиозного ренессанса воспринималась им не непосредственно, а также через призму того идейного опосредования, которое совершилось в истории русского коммунизма. Благодаря этому, восприятие Ермичевым религиозной составляющей русской мысли оказалось объективно научно–выдержанным и лишенным отталкивающего чувственного характера. Его деятельность явилась объективно способствующей тому, что даже те, кто духовно был ангажирован идеей немецкой философии, испытывали потребность воспринять в себя и традицию русской религиозной мысли, но уже не односторонне непосредственно, а научнотеоретически. Удивительно, но факт, что наибольшее количество последователей Линькова находились в самых близких личных и академических контактах именно с Ермичевым. Именно ему доверяли они свои соображения и сомнения, пытались оппонировать в его лице с русской религиозной мыслью. И Ермичев всех выслушивал, помогал в поисках литературы и даже максимально способствовал публикации взглядов сторонников «линьковского направления». Самая крупная «прогегелевская» статья И. Авксентьевского, которую мы рассмотрим ниже, увидела свет исключительно благодаря усилиям Ермичева.

Помимо интенсивной преподавательской деятельности, во время которой Ермичев на протяжении многих лет давал максимально объективную картину развития русского духа, широкого участия во внеакадемических культурных мероприятиях, он развил и широкую научно–писательскую деятельность. Ему принадлежит большое количество газетных и журнальных статей об истории русской, преимущественно идеалистической, философии [183] См., например: Ермичев А. А. Степун–философ // Ступени. Философский журнал. 1991. № 2. С. 65–74; Он же. Борис Валентинович Яковенко // Ступени. Философский журнал. 1991. № 3. С. 106–114; Он же. Руският духовен ренесанс // Философски алтернативи. 1995. № 3. С. 46–49 и др. , в начале 90‑х он издал «Антологию русской философии». Но с особой тщательностью Ермичев отнесся к реабилитации имени и творчества Н. А. Бердяева. Последний был его любимым автором. В 1991 г. Ермичев подготовил к изданию знаменитую философскую автобиографию Бердяева «Самопознание», дополненную главой из книги «Смысл истории» и статьей «Проблема человека», которым предпослал свою статью о творчестве и значении Бердяева [184] Ермичев А. А. Долгий путь к идеалу // Бердяев Н. А. Самопознание. Л., 1991. . На этом его «бердяевиана», однако, не закончилась. В 1993–1994 годах Ермичев, благодаря также инициативе и поддержке упомянутого нами выше Д. Бурлаки, подготовил совершенно уникальное издание — сборник материалов о Бердяеве «Н. А. Бердяев: pro et contra» [185] Н. А. Бердяев: pro et contra. Антология. СПб.: Изд. РХГИ, 1994. , написанный его современниками. Эта «энциклопедия» о Бердяеве положила начало серии «Русский путь», по которому пошел Русский христианский гуманитарный институт. И, как видим, у истоков этого пути стоял Ермичев [186] То, что этот путь является русским, бесспорно. На мой взгляд, однако, это только часть русского пути. Этот та часть пути, вехи по которому были расставлены еще до эпохи коммунизма. Но теперь мы должны не прятаться за авторитет Бердяева и Франка, а сами определять свой путь, с учетом того обстоятельства, что Россия семьдесят лет не стояла на месте. Мы должны, поэтому сообразуясь со старыми «вехами», расставить и новые. Только тогда можно будет говорить о целостном «русском пути». .

Этому сборнику статей Ермичев также предпослал статью, во второй части которой дал свое понимание всего явления русского религиозного ренессанса в целом, которое он развил также и в статье, опубликованной в болгарском журнале. Основной мыслью Ермичева являлось положение, что религиозный ренессанс был «мыслимой альтернативой русскому коммунизму». Значение последнего определялось Ермичевым не только тем, что он определялся «через свое иное» (коммунизм), давал его критику, но и тем, что имел свое собственное духовное содержание.

Поскольку, однако, в период написания этой статьи в бывшей советской философии уже все поголовно стали «бердяевцами» и любили теперь русскую религиозную мысль также самозабвенно, как ранее Чернышевского и Писарева, то Ермичев уже испытывает необходимость подчеркнуть большую дозу случайности в облике «ренессансников». «Во многом, — говорит Ермичев, — это была “оранжерейная” культура, “ренессанс” не состоялся». Именно в этом пункте Ермичев опирается на Бердяева, который сам, принадлежа этому явлению, тем не менее видел эту его случайность: «В этом движении эстетическое начало преобладало над этическим и социальным…» [187] Ермичев А. А. Я всегда был ничьим человеком…// Н. А. Бердяев: pro et contra. Антология. С. 20–21. .

Как видим, здесь Ермичев совершенно отчетливо выражает субъективный характер русской религиозной культуры и вместе с Бердяевым требует для России объективной (этической) стороны [188] Похожую точку зрения в отношении русского религиозного ренессанса занял и К. Пигров. Он с грустью констатирует, что этот «запретный плод», казавшийся столь сладким, став доступным, в действительности не насытил сегодняшний голод духа. Он говорит о необходимости дистанции (т. е. опосредования) для понимания этого явления. Отмечает недостаточную духовную определенность (субъективность) этой эпохи, «амбивалентность» — «дневной» и «ночной»: Флоренский и Соловьев и т. д. См. Константин Пигров. Ренесанс на руския ренесанс, или вторият опит // Философски алтернативи. 1995. № 3. С. 52–54. .