Василий Осокин - Пермские чудеса

Разочарованный во всем, не имеющий средств для жизни в Петербурге, Катенин на этот раз сам, добровольно возвращается в деревню.

Только сейчас, вынужденный серьезно заняться сельским хозяйством, познает он «всю правду земли». Горькая ирония слышится в его письме к Бахтину:

«Сельская тишина, мир полей — пустые, бессмысленные слова столичных богатых жителей, не имеющих никакого понятия о том, как трудно хлеб сеять, платить подати, ставить рекрут и как-нибудь жить».

Он пишет, что чем дольше живет в деревне, тем сильнее убеждается, что именно здесь-то тяжелым трудом и добываются плоды, красующиеся на ветвях. Под явным влиянием басни Крылова «Листы и корни» Катенин говорит, что не грех бы позаботиться о питающих дерево корнях — крестьянах.

К 1830 году, как отклик на беспощадно подавленное польское восстание, пишет Катенин в шаёвской глуши стихотворение «Гений и поэт».

Катенин хотел как можно скорей напечатать это стихотворение и послал его в альманах «Северные цветы». Бахтину он в связи с этим писал: «Я становлюсь смел в своей глуши, и коли прочтете, увидите почему».

О напечатании стихотворения, конечно, не могло быть и речи. Его впервые опубликовали в советские годы.

В 1832 году Катенин снова приехал в Петербург.

Необыкновенно участливо откликнулся Пушкин на просьбу Катенина помочь в издании, взялся распространить на книгу сто подписных листов и всюду горячо пропагандировал ее. Книга вышла. И хотя автор ее материально ничего не выиграл — весь доход от продажи пошел на покрытие типографских расходов, — поэт все же воспрял духом.

…Идут годы. Полковник Катенин служит на Кавказе, отважно сражается с горцами.

Вечером, когда снежные горы тают в туманной дымке, когда вокруг нет ничего, кроме синего воздуха, и умолкают все звуки суетливого дня, перед Катениным возникают тени близких сердцу людей, убогие и родные костромские деревушки, шумные петербургские театры.

Как все-таки странно сложилась его судьба! Рожденный с душой трибуна, он мечтал быть полезным России, а вместо того служит комендантом захудалой крепости. Любой другой мог быть здесь вместо него, с той же пользой. Но ведь зачем-то рожден и он! Не может быть, чтобы втуне пропали и накопленные годами знания, и закаленный в литературных битвах талант!

Из-под пера Катенина появляется сказка «Княжна Милуша» и быль «Инвалид Горев» — длинные, как и все его стихотворения.

Любопытен и своеобразен так непохожий на все известные стихи о Кавказе сонет «Кавказские горы». Он выражает душевное состояние и настроение Катенина в годы кавказской службы:

Это стихотворение он отправил Пушкину. Пушкин ответил, что по цензурным соображениям напечатать его невозможно, и подчеркнул предпоследнюю строку. Цензура, по его убеждению, никогда бы не пропустила стихов, ставящих под сомнение божественное происхождение чего бы то ни было.

Уделом Катенина стало одиночество. Среди тупого, пьяного офицерства, у которого нет с тобой ничего общего, душу не отведешь. А друзья настоящие, друзья сердца далеко.

Одного из них уже вовсе нет на свете. Зверски убили в Персии Грибоедова. Шах персидский за это убийство преподнес русскому царю баснословной цены алмаз, и Николай I с улыбкой принял этот кровавый дар.

В письме к Бахтину Катенин по-прежнему бесстрашно и откровенно пишет о «неограниченном самовластии высоких». Он возмущается тупым начальством, попирающим на каждом шагу самолюбие подчиненных:

«Почтения к истине, к правоте и невинности, к страданию… совести и человеколюбия — в помине нет».

Он вспоминает долговязую, нескладную фигуру застенчивого Кюхельбекера.

Где ты сейчас, милый Кюхля? Звенишь ли кандалами в Сибири, поднимаешь ли лопатой тяжелую землю, томишься ли в сырых казематах?

Помнишь ли, как в февральском номере журнала «Невский зритель» за 1820 год писал ты о моей песне «Мстислав Мстиславович»:

«Господин Катенин имеет истинный талант… Стихи не Жуковского, не Батюшкова, но стихи, которые бы принесли честь и тому и другому… Прекрасное место:

Оно сильно, живописно, ужасно! Самый размер заслуживает внимания по удивительному искусству, с которым он приноровлен к мыслям… Публика и поэты должны быть благодарны г-ну Катенину за единственную, хотя еще и несовершенную в своем роде попытку сблизить наше нерусское стихотворство с богатою поэзиею русских народных песен, сказок и преданий — с поэзиею русских нравов и обычаев».

И никогда не узнал Павел Александрович, что Вильгельм Кюхельбекер в страшные дни одиночного заключения перечитал его стихотворение «Мир поэта». В своем дневнике из Свеаборгской крепости он назвал это произведение «одним из самых лучших лирических творений, какие только есть на русском языке». А по поводу другого катенинского стихотворения, «Софокл», созданного в 1818 году, заметил, что «надобно иметь не мелкую душу», чтобы написать такие строки:

Теперь, в 1835 году, Катенин, полковник Эриванского карабинерного полка, обладает более суровым жизненным опытом, многое передумал и перечувствовал. Но, не изменив своим декабристским убеждениям, он сочиняет стихотворения, близкие по духу своему «дерзностному» гимну декабристов. Он пишет «Сонет», своего рода исповедь.

Заканчивается это удивительное стихотворение пламенным утверждением неизменности жизненной и идейной позиции автора: