Виктор Наумов - Царевна Софья

Аминь».

«Свет мой батюшка, надежда моя, здравствуй на многия лета! Зело мне сей день радостен, что Господь Бог прославил имя свое святое, также и матере своей пресвятыя Богородицы над вами свете мой чево от века не слыхано, ни отцы наша поведаша нам такова милосердия Божия не хуже Израилтеских людей вас Бог извел из земли Египетцкия тогда чрез Моисея угодника своего, так ноне чрез тебя, душа моя, слава Богу нашему помиловавшему нас чрез тебе. Батюшка мой платить за такие твои труды неисчетные радость моя, свет очей моих, веры мне не иметца, сердце мое, что тебя, свет мой, видеть. Велик бы мне день той был, когда ты душа моя ко мне будешь если бы мне возможно было, я бы единым днем тебя поставила пред собою. Писма твои врученны Богу к нам все дошли в целости из под Перекопу, из Каирки чрез сеунтшиков и с Московки все приходили в приметныя времяна из под Перекопу пришли отписки в пяток (пятницу. — В. Н .) иа (11. — В. Н .) числа. Я брела пеша из Воздвиженскова, толко подхожу к монастырю Сергия Чудотворца к самым святым воротам, а от вас отписки о боях: я не помню как взошла, чла идучи не ведаю чем его света благодарить за такую милость его и матерь его пресвятую Богородицу и преподобнаго Сергия чудотворца милостиваго.

Сеунщик к нам еще Змеов не бывал что ты батюшка мой пишешь о посылке в монастыри все то исполнила по всем монастырям бродила сама пеша а со отпуском пошлю к вам вскоре Василия Нарбекова, а золотыя не поспели, не покручиньтеся за тем вас держать жаль тотчас поспеют тотчас пришлю, а денги сбираю стрельцам готовы тотчас сберу тотчас пришлю, скажи им будут присланы, а раденья твое, душа моя, делом оказуетца. Почты от нас, свет мой, послан три четвертой Шошин порадей, батюшка мой, чтоб его окупить или на размену отдать что пишешь батюшка мой, чтоб я молилася: Бог, свет мой, ведает как желаю тебя, душа моя, видеть, и надеюся на милосердие Божие велит мне тебя видеть надежда моя, как сам пишешь о ратных людех так и учини, а Борису не побыть ли в Белгороде; также и Овраму сверх того как ты, радость моя, изволишь, а я, батюшка мой здарова твоими молитвами и все мы здаровы, аще даст Бог увижу тебя свет мой о всем своем житье скажу, а вы свет мой не стойте, подите помалу, и так вы утрудилися. Чем вам платить за такую нужную службу, наипаче всех твои света моего труды если б ты так не трудился нихто б так не сделал».

Историки сделали из этих писем категоричные выводы. А. Г. Брикнер отметил: «достоверно известно», что «Софья страстно любила» князя Василия Голицына. «Царевна Софья, видимо, была женщиной любвеобильной, — вторит ему Н. И. Павленко. — Уже будучи в летах, она стремилась наверстать упущенное во время пребывания в тереме…» {370} 370 Брикнер А. Г. Иллюстрированная история Петра Великого. М., 2000. С. 48; Павленко Н. И . Указ. соч. С. 22. Отсюда всего один шаг до грубого натурализма А. Н. Толстого, создавшего в романе «Петр Первый» незабываемую картину интимных переживаний царевны: «У Софьи раскрылись губы. Тогда душистые усы его защекотали щеки, теплые губы приблизились, прижались сильно. Софья всколыхнулась, неизъяснимое желание прошло по спине, горячей судорогой растаяло в широком тазу ее»; «Этой зимой Софья тайно вытравила плод… Ее мучила нужда скрывать любовь к Василию Васильевичу. Хотя об этом знали все до черной девки-судомойки и за последнее время вместо грешного и стыдного названия — любовник — нашлось иноземное приличное слово галант, — всё же отравно, нехорошо было, — без закона, не венчанной, не крученной, — отдавать возлюбленному свое уже немолодое тело».

Нетрудно дойти до подобного недомыслия, если читать письма Софьи вне контекста эпохи. Необходимо учитывать, что одни и те же фразы и слова могут звучать совершенно по-разному в XX–XXI веках и в XVII столетии. То, что в наше развращенное время представляется почти животной страстью, в далекую старомосковскую эпоху несло в себе искреннюю душевную «горячесть» без малейшего эротического оттенка. Да, письма Софьи со всей определенностью свидетельствуют о ее любви к Голицыну. Но это чистая, светлая, платоническая любовь, на которую способна только девушка, воспитанная на христианской литературе и на византийских нравственных образцах. Для ее характеристики можно применить греческий термин агапэ — непорочная любовь, несущая в себе божественную искру.

В отношениях Софьи и Голицына нет и не может быть ничего греховного, иначе они не позволили бы себе шутить на тему греха. «А што свет мой пишешь, штобы я помолилась, будто я верна грешная пред Богом и недостойна, однако же дерзаю надеяся на его благоутробие, аще и грешная», — пишет царевна, и за этими строками видна ее улыбка. Судя по всему, Василий Васильевич в шутливой форме «отечески поучал» свою корреспондентку, а та в ответ выражала согласие исправить свое «недостойное» поведение. Это игры не любовников, а близких друзей.

«Свет мой о Христе на веки неищетные» — это обращение Софьи к Голицыну со всей определенностью рисует картину их светлых, возвышенных отношений. Воистину странно, что историки не смогли прочесть написанное черным по белому. Может быть, мешают мифы и историографические штампы, утвердившиеся с легкой руки того же пресловутого Невилля, который экстраполировал на полувизантийский-полуазиатский мир Кремля нравы свободного и развратного Версаля.

Впрочем, был еще один иностранец, взявший на себя смелость судить об отношениях правительницы и ее фаворита. В марте 1684 года датский посланник Гильденбранд фон Горн, описывая ссору князя Василия Голицына и Ивана Милославского, сделал замечание: «Голицын без промедления усмирил свою ненависть ради слез царевны, которая без колебаний пожертвовала ему свое сердце». Комментируя это свидетельство, Пол Бушкович отмечает: «Язык письма не совсем ясен, но кажется, что Софья полюбила Голицына и он не ответил взаимностью». {371} 371 Бушкович П . Указ. соч. С. 142, 147. Эта версия не кажется правдоподобной: у Василия Васильевича не хватило бы смелости «не ответить взаимностью» правительнице, от которой полностью зависели его карьера и благополучие. Любовь была обоюдной, но не плотской. Что же касается приведенной выше странной фразы Горна, вставленной в его донесение совсем не к месту, то ее лучше попросту сбросить со счета. Что мог знать о чувствах Софьи чрезмерно самонадеянный и в общем недалекий иностранец? Кто говорил с ним на эту тему? Во всяком случае, не Василий Голицын, который попросту издевался над датчанином и долго водил его за нос намеками на перспективы русско-датского союза против Швеции, заключая в это время договор со шведами.

На наш взгляд, не может быть никаких сомнений, что царевна хранила девственность по примеру византийской Пульхерии, поскольку это была основа ее политического капитала — и не только в религиозно-патриархальной России, но и, как бы ни казалось странным, на международном уровне. Политические гравюры, печатавшиеся в Голландии и прославлявшие Софью, содержали в себе перечисление присущих ей добродетелей: великодушие, благочестие, благоразумие, целомудрие , справедливость и надежда на Бога. {372} 372 См.: Коллман Н. Ш . Соединенные честью: Государство и общество в России раннего нового времени. М., 2001. С. 349. В русском варианте таких же гравюр набор даров Святого Духа был несколько иным: мудрость, целомудрие , правдолюбие, благочестие, щедрость, великодушие и чудный дар слова; однако, как видим, указание на непорочную чистоту царевны неизменно сохранялось. Константинопольский патриарх Дионисий писал Софье Алексеевне в 1686 году: «Редко самого мужа благого украшают четыре главные добродетели: теплая вера, разум, мудрость, целомудрие; ты обладаешь ими всеми… Девство сохраняешь по примеру пяти целомудренных дев, с ними же вгрядешь в радость жениха» (имеется в виду жених Небесный, то есть Христос). «О Христе Иисусе возлюбленная, от глубины сердца возжелаемая» — называл Софью константинопольский патриарх. {373} 373 Цит. по: Семевский М. И . Указ. соч. С. 18–19.