Иван Лучицкий - Феодальная аристократия и кальвинисты во Франции

Одиннадцатого же ноября было совершено в городе торжественное служение. Вся толпа пропела 144-й псалом и выслушала проповедь. Пастор напомнил горожанам, что ровно четыре года тому назад Бог освободил город от католиков Буржа. Теперь он явил новую милость, дал новое свидетельство своей благосклонности к верному стаду. Консистория и беглецы приобретали теперь ту силу, то влияние, которого они добивались с самого прибытия в Сансерр, спасенный лишь благодаря их предусмотрительности и энергии. Та борьба, которую пришлось им выдержать против дурно расположенной к ним буржуазии, окончилась для них, таким образом, победой. Но эта победа была связана не только с поражением «жирных буржуа», она являлась протестом и против требований власти. Беглецы понимали это, они видели, что им предстоит новая борьба, и смело пошли ей навстречу.

Город представлял обширную лабораторию. Никто, даже женщины, не оставались праздными, у каждого была своя работа. Одни занимались починкою стен, заделыванием брешей, другие обучались военному делу, и звук барабанов не переставал раздаваться на улицах города. Женщины в мужских шляпах, вооруженные пиками и алебардами, стояли на стенах и башнях и сторожили город. 650 человек под начальством Ла-Флери и 150 виноградарей, вооруженных своими пращами, получившими название pistoles de Sancerre , составляли гарнизон города. То были люди испытанные, большинство из них участвовало в нидерландской войне, а их привязанность к делу религии была чрезвычайно сильна. Пасторы имели на них громадное влияние и не оставались и теперь праздными. Они воодушевляли защитников Сансерра своими речами и старались ввести строгую нравственную дисциплину в их ряды. Суровый кодекс кальвинистской церкви применялся теперь к жителям: им запрещалось под угрозою самых жестоких наказаний произносить ругательства, божиться и клясться, совершать бесчинства. Консистория строго следила за нарушением кодекса, за преступниками против общественной нравственности. Казалось, один дух, одно стремление охватили всех жителей Сансерра. Различие между беглецами и туземными жителями исчезло. Совместно работали они над починкою стен, совместно участвовали в управлении городом. Андрей Жаунно, бывший во время первой осады Сансерра бальи города, был избран теперь губернатором города. Были избраны особые лица, 14 горожан и И человек из среды беглецов, и им поручено было разрешать все споры между горожанами и беглецами. Город принял воинственный вид и приготовился к осаде [1057] Mémoires de l'estât. T. II. P. 104 ff.; Thou J.-A. de. Histoire universelle… T. VII. P. 1099.; Dinothi R. De bello civili belgico libri VI… P. 379.; Aubigne Th. A. d’. L'Histoire universelle… T. II. P. 41. .

«Жирные буржуа» утратили всякую надежду побороть влияние беглецов. Их проекты не удались, защитник их Фонтен бросил Сансерр, и не было оснований надеяться захватить в свои руки управление городом. Да и можно ли было даже оставаться в городе, когда разъяренная толпа умертвила многих из числа «жирных буржуа», защищавших замок, когда она ограбила те склады, в которых сложено было перевезенное в замок имущество? [1058] Mémoires de l'estât. T. II. P. 104 ff. 38 Для них это был вопрос решенный. Значительное число наиболее богатых граждан решилось эмигрировать из города, к которому они не питали теперь сочувствия, настроение которого противоречило их видам. Вражда их к городу была так сильна, что многие поступили даже в ряды католического войска [1059] Ibid. .

А это войско готовилось теперь идти на Сансерр. Неудача Фонтена открыла поприще для деятельности Ла-Шатра, а он был менее всего способен вести переговоры, менее всего склонен был заимствовать оружие из арсенала дипломатии. То был солдат в полном смысле этого слова, одна из тех личностей, которыми так богата история Франции XVI в. и представителями которых служат Монлюк и Анн Монморанси. Молодые годы этих людей прошли на поле битв, в походах и сражениях. Они видели смерть, и она сделалась для них обыкновенным явлением. Сожаление к человеку, сострадание было чуждо их закаленным характерам; их заменила жестокость, доходящая до бесчеловечности. Суровая военная дисциплина приучила их исполнять приказы без рассуждений, а сами они, ставши во главе управления, требовали того же от подчиненных. Наказывать нарушителей дисциплины, мятежников против власти короля, сделалось для них потребностью. Войдите утром в палатку Монморанси: он стоит перед иконой и шепчет молитву; но вот являются к нему исполнители его приказаний. Коннетабль не прерывает своих благочестивых занятий: он слишком благочестив, чтобы отложить молитву до другого времени. Он продолжает читать Pater noster и в промежутках раздает приказания: повесить такого-то, расстрелять немедля другого, зажечь деревни на четверть мили в окружности, уничтожить мародеров, захвативших эту местность, чтобы сопротивляться королю [1060] Brantôme P. Oeuvres complètes du seigneur de Brantôme… T. I–VIII. P., 1822–1823. T. VIII. P. 121. . Подчиненные уходили, а коннетабль с одинаковым благоговением оканчивал свои молитвы. Ла-Шатр [1061] Ibid. Cp.: Raynal L. Histoire du Berry… T. IV. P. 86 ff. , происходивший от одного из знатных и древних аристократических родов, получил воспитание именно в такой школе. Еще молодым человеком он поступил в военную службу и сделан был пажем коннетабля Монморанси. Пример патрона действовал заразительно на юношу, и он усвоил себе качества своего учителя. Та же суровость, доходящая до жестокости, та же ненависть к гугенотам, этим врагами и веры, и короля, которые существовали у учителя, перешли и к ученику. Неудача под Сансерром в 1568 г. еще более усилила в нем ненависть к гугенотам. В ноябре 1572 г. настала и его очередь, и гугенотам нечего было рассчитывать на его снисхождение. Человек, поклоняющийся силе, Ла-Шатр только ее одну признавал действительным лекарством против зла. И давая это лекарство гугенотами, нимало не был склонен выполнять те условия, на которых побежденные сдавались ему как победителю.

Вести дело с подобною личностью было крайне опасно, а между тем, в то время когда при дворе влияние Ла-Шатра одержало верх и над Сансерром собиралась гроза, большинство горожан и не подозревало о существовании опасности. Если горожане энергически работали над укреплением города, то это делалось главным образом вследствие боязни внезапного нападения католиков соседних с Сансерром городов вроде Буржа, Шарите и Кона; — приготовляться к защите города против нападения со стороны короля, королевских войск казалось для них вещью совершенно бесполезною. Лишь одни беглецы оказывались более предусмотрительными. Но когда они настаивали на принятии более энергических мер на случай осады, — горожане отказывались поддерживать их требования, доказывая, что у короля много дела и без Сансерра.