Николай Раевский - Портреты заговорили

Широко задуманный интересный проект оказывается, к сожалению, трудно осуществимым. Однако, независимо от того, для каких целей — научных или культурно-общественных — будет использован восстановленный замок, его прежде всего необходимо безотлагательно ремонтировать. Ю. Копаничак считает, что бродянский замок является «культурно-историческим памятником, рамки которого превышают узкий круг словацкой истории и касаются такой выдающейся личности, какой был Александр Сергеевич Пушкин» [60]. В словацких журналах время от времени продолжают появляться статьи о Бродянах, авторы которых описывают печальное состояние исторического замка и настаивают на его реставрации. Опубликован ряд фотографий разрушающегося строения и опустошённых комнат. Пока эта кампания принесла лишь незначительные результаты. Для восстановления памятного здания необходимо затратить немалые средства. А пока в Бродянах производится лишь частичный ремонт. Меньшее крыло замка, в котором помещалась библиотека, реставрировано, и его занял бродянский Местный национальный комитет. Вестибюль Комитет украсил портретом Пушкина. Так по желанию жителей словацкой деревни Бродяны изображение великого русского поэта впервые появилось в бывшем замке Александры Николаевны Фризенгоф-Гончаровой… По словам И. Бардуна, жители «гордятся своей пушкинской традицией».

Так заканчивался мой очерк, посвящённый поездке в Бродяны, в первом издании этой книги. Я рассказал в нём о бывшей владелице замка Александре Николаевне Фризенгоф-Гончаровой, такой, какой я её представлял себе на основании известных в то время материалов. Недавно найдены и опубликованы письма сестёр Гончаровых к брату Дмитрию, относящиеся к тому периоду, когда сёстры жили совместно с семьёй Пушкина [61]. И хотя эти новые материалы не нарушают в целом создавшегося у меня ранее образа Александры Николаевны, однако они вносят в него ряд существенных и новых подробностей. Оказалось, например, что издавна укоренившееся мнение о том, что Александра Николаевна по своей натуре была домоседкой и по приезде к Пушкиным приняла на себя все заботы по дому и занималась воспитанием детей поэта — это традиционное мнение оказалось несоответствующим действительности. Как видно из писем сестёр, дом вела сама Наталья Николаевна, и она же воспитывала своих детей. Никаких подтверждений домашних забот Александрины в письмах сестёр мы не находим. Домоседкой она также не была. Однако мы в дальнейшем остановимся несколько подробнее на этой находке, так как первое же петербургское письмо Александрины содержит весьма любопытные сведения. До самого последнего времени мы знали чрезвычайно мало о том периоде жизни семьи Пушкина, когда барышни Гончаровы поселились в квартире поэта. Напомним о том, что для лучшего устройства своих своячениц Пушкину пришлось сменить квартиру на большую и из дома Оливье переехать в дом Вяземского, надолго уехавшего за границу.

Пушкин, по всему судя, радушно принял своячениц, хотя вначале и не очень одобрительно отнёсся к плану жены перевезти сестёр к себе. В первом же петербургском письме Александра Николаевна с благодарностью говорит об отношении Пушкина к ней. Примерно через два месяца после приезда Александрина заболела — по-видимому, довольно серьёзно, и в связи с этим сообщает ряд подробностей, очень характерных для сравнения её жизни в Полотняном Заводе с той обстановкой, которая окружала сестёр в доме Пушкина. Для нас особенно ценным в этом письме является упоминание о поэте, которое лишний раз подтверждает свойственные Пушкину отзывчивость и доброту. Приведём небольшую выдержку из письма Александрины. «Я простудилась и схватила лихорадку, которая заставила меня пережить очень неприятные минуты, так как я была уверена, что всё это кончится горячкой, но, слава богу, всё обошлось, мне только пришлось пролежать 4 или 5 дней в постели и пропустить один бал и два спектакля, а это тоже не безделица. У меня были такие хорошие сиделки, что мне просто было невозможно умереть. В самом деле, как вспомнишь о том, как за нами ходили дома, постоянные нравоучительные наставления, которые нам читали, когда нам случалось захворать, и как сама болезнь считалась божьим наказанием, я не могу не быть благодарной за то, как за мной ухаживали сёстры, и за заботы Пушкина. Мне, право, было совестно, я даже плакала от счастья, видя такое участие ко мне, я тем более оценила его, что не привыкла к этому дома».

Весьма многозначительно письмо Александрины от конца июля 1836 года, в котором имеется тщательно зачёркнутая фраза. Её, однако, удалось разобрать авторам книги «Вокруг Пушкина». Александра Николаевна, передавая брату просьбу Пушкина прислать писчей бумаги разных сортов, добавляет: «Не задержи с отправкой, потому что мне кажется, он скоро уедет в деревню». Из этого можно предположить, что у Пушкина, по-видимому, было серьёзное желание увезти жену из Петербурга и таким образом прекратить флирт с бароном Жоржем, а также вообще разрядить ненормальную и чрезвычайно сложную обстановку, сложившуюся в то время в семье Пушкина. Своим намерением он, быть может, поделился с Александриной и попросил сохранить это пока в тайне. Не придав, по-видимому, вначале особенного значения своей фразе, Александрина затем тщательно её зачеркнула.

Судя по письмам сестёр Гончаровых, и в частности Александрины, их материальное положение в период жизни у Пушкиных было очень нелёгким. Барышни Гончаровы, которых тётка Загряжская всячески старается ввести в большой свет, а Наталья Николаевна строит планы выгодно выдать их замуж, постоянно нуждались в деньгах. Пушкин, кстати сказать, весьма иронически относился к матримониальным планам жены: «Ты пишешь мне, что думаешь выдать Катерину Николаевну за Хлюстина, а Александру Николаевну за Убри: ничему не бывать; оба влюбятся в тебя; ты мешаешь сёстрам, потому надобно быть твоим мужем, чтоб ухаживать за другими в твоём присутствии, моя красавица». Постоянные просьбы о деньгах, порой носившие трагический оттенок, несомненно, были тягостны и для сестёр Гончаровых, и для их брата Дмитрия Николаевича, который рад бы был им аккуратно помогать, но сам находился постоянно в больших затруднениях. И неоднократно, когда разговор заходит на эту неприятную для обеих сторон тему, Александра Николаевна прибегает к родному языку, на котором ей всё же, по-видимому, легче было выражать оттенки своих чувств. «Грустно вас теребить, но что ж делать, и сами не рады».

Кстати сказать, русские вставки в письмах Александры Николаевны написаны более живо, образно и остроумно, чем французские. Нельзя не заметить по этой переписке, что все три сестры отличаются живым остроумием, а иногда и язвительностью. В письме Александрина пишет: «Несмотря на всю нашу экономию в расходах, всё же, дорогой братец, деньги у нас кончаются; у нас, правда, ещё есть немного денег у Таши, и я надеюсь, что этого нам хватит до января, мы постараемся дотянуть до этого времени, но, пожалуйста, дорогой братец, не заставляй нас ждать денег долее первого числа. Ты не поверишь, как нам тяжело обращаться к тебе с этой просьбой, зная твои стеснённые обстоятельства в делах, но доброта, которую ты всегда к нам проявлял, придаёт нам смелости тебе надоедать. Мы даже пришлём тебе отчёт в наших расходах, чтобы ты сам увидел, что ничего лишнего мы себе не позволяем. До сих пор мы ещё не сделали себе ни одного бального платья; благодаря Тётушке, того, что она нам дала, пока нам хватало, но вот теперь скоро начнутся праздники и надо будет подумать о наших туалетах <���…> Мы уверены, дорогой брат, что ты не захочешь, чтобы мы нуждались в самом необходимом, и что к 1 января, как ты нам это обещал, ты пришлёшь нам деньги. Так больно просить; что ж делать, нужда заставляет» [62]. Это письмо, как и все остальные, написано по-французски. Последняя же фраза процитированного нами отрывка — «Так больно просить…», идущая из глубины сердца, написана по-русски.