Леонид Млечин - Россия против России. Гражданская война не закончилась

Расстреляв одного из казаков за сочувствие большевикам, Калмыков распорядился:

— Дабы этот микроб не нашел себе приюта в войске — дом сжечь; лошадей реквизировать, имущество продать и деньги представить в станичное правление в пользу пострадавших от большевизма и Красной армии.

«Мы считали Калмыкова уголовным преступником», — вспоминал один из колчаковских министров. Был ли атаман прирожденным садистом? Он прошел через одну войну, вернувшись домой, угодил на другую. Сейчас это назвали бы посттравматическим синдромом. Это, естественно, не оправдывает ни Калмыкова, ни его контрразведчиков. Но кое-что объясняет.

25 октября 1918 года генерал-майор Павел Павлович Иванов-Ринов телеграфировал главкому Сибирской армии: «Нижний Амур и железная дорога Хабаровск — Никольск-Уссурийский заняты атаманом Калмыковым. Атаман разрешает японцам расхищать неисчислимые ценности Хабаровска, а японцы атаману — осуществлять самую дикую диктатуру».

«Разные вольные атаманы — своего рода винегрет из Стенек Разиных двадцатого столетия под белым соусом; послереволюционные прыщи Дальнего Востока; внутреннее содержание их разбойничье, — писал военный министр в правительстве Колчака барон Алексей Будберг. — Семеновцы добрались до вагонов с товарами, стоящих на станции, занялись их реквизицией, или, как говорят, „семенизацией“, в деньгах они не нуждаются, а потому желают быть совершенно автономными… Мне рассказывали, как расхищаются груженые вагоны; семеновцы реквизируют все, не брезгуя ни галантереей, ни дамскими ботинками. Станционное начальство, таможня и грузовладельцы молчат, ибо знают, что поднявшему крик грозит прогулка в Даурские сопки, откуда уже несть возврата».

Почему-то все атаманы и их подчиненные поголовно были монархистами. Во всех кабаках требовали играть «Боже, царя храни». Грозили пороть тех, кто отрекся от монархии.

— Мне кажется, — заметил один из деятелей Белого движения, — что это было оттого, что в России уже не было монархии. А вот если бы она вернулась, то казаки наверняка провозгласили бы республику.

В Хабаровске, на берегу Амура случился эпизод, который вошел в историю Гражданской войны на Дальнем Востоке. Вступившие в город казачьи офицеры в сентябре 1918 года убили выступавших там венгерских музыкантов-военнопленных. Считалось, что это было сделано потому, что те симпатизировали советской власти. Сейчас историки называют другие версии. Может быть, казакам не нравилось, что пленные гуляют с их женами, может, сербы, которые присоединились к отряду Калмыкова, ненавидели венгров, надменных соседей по Австро-Венгерской империи… Так или иначе, этот кровавый эпизод — лишнее свидетельство того безумия, которым была Гражданская война.

«Там, где Семенов приказывал убивать, — вспоминал генерал Уильям Грейвс, командующий американскими экспедиционными силами, — Калмыков убивал своею собственной рукой. Вот в чем разница между Калмыковым и Семеновым».

Американские офицеры на российском Дальнем Востоке не очень понимали, что они должны делать. Теоретически — поддерживать действующую власть. То есть Калмыкова. Но атамана американцы именовали убийцей, головорезом и отъявленным негодяем. Поэтому в марте 1920 года, устроив прощальный парад, американцы с удовольствием покинули Хабаровск. Из иностранных войск в городе оставались только японцы.

Белые генералы тоже ненавидели и презирали Калмыкова. Колчак и вовсе называл грабителем, рассказывал: «Отряд Калмыкова специализировался главным образом на грабежах. Под видом большевистских шпионов задерживали торговцев опиумом; их убивали, а опиум отбирали для продажи — на нужды отряда».

Калмыкова это нисколько не тревожило. В Хабаровске он обосновался в бывшем здании канцелярии генерал-губернатора и ощущал себя властителем города. Однажды, отобрав большие деньги — миллион рублей, Калмыков велел повесить представителей датского Красного Креста.

Это ему дорого обошлось. 13 февраля 1920 года, спасаясь от Красной армии, казаки Калмыкова покинули Хабаровск. Форсировали водную гладь и ушли в Китай. Здесь Калмыкова арестовали. Во-первых, за то, что он убил представителя международного Красного Креста, во-вторых, за то, что обстрелял китайскую канонерскую лодку на Амуре, несколько человек погибли.

Атаману покровительствовал последний царский посланник в Китае князь Николай Александрович Кудашев. По его указанию русский консул в городе Цзилине помог Калмыкову бежать из китайской тюрьмы. Атаман нашел убежище в доме консула. Но китайцы до него добрались. Отправили в Пекин, чтобы судить. В пути он вновь пытался бежать и был застрелен…

Казачьи атаманы (Семенов, Калмыков, Гамов) наотрез отказывались признавать власть Колчака. Походный атаман Дальневосточных казачьих войск Семенов даже отказался в Чите развешивать листовки, извещавшие о передаче власти Колчаку. Тем более что съезд бурятов поддержал Семенова и приветствовал атамана как борца с большевизмом за российскую государственность.

«Вопреки ходячему мнению о несокрушимой воле адмирала Колчака и его железном характере, — вспоминал атаман Семенов, — я считал его человеком весьма мягким, податливым влиянию окружающей обстановки и лиц. У меня осталось впечатление о нем как о человеке крайне нервном, вспыльчивом и мало ознакомленном с особенностями обстановки на Дальнем Востоке.

Его неприязнь и недоверие к японскому сотрудничеству в деле борьбы с красными, его уверенность в стремлении Японии к использованию нашей гражданской войны для территориальных приобретений за счет русского Дальнего Востока я считал основанными только на личных его антипатиях и потому не мог согласиться с ним».

Ориентацию Семенова на Японию Колчак расценивал как преступление.

— Я считал, — говорил адмирал, — что интервенция, в сущности говоря, закончится оккупацией и захватом нашего Дальнего Востока. Я не мог относиться сочувственно к этой интервенции ввиду позорного отношения к нашим войскам и унизительного положения русских людей и властей. Меня это оскорбляло.

Семенов отказался в феврале 1919 года поддержать армию Колчака в борьбе с красными.

Хотя силы у него были немалые: под командованием атамана находилось двадцать тысяч штыков и сабель. Колчак всячески его обхаживал. Но Семенов все равно своих казаков на фронт не отправил под тем предлогом, что ему надо сражаться с партизанами. Власть приятно кружила голову. Семенов не желал никому подчиняться. Взбешенный адмирал Колчак назвал атамана изменником.

27 февраля 1919 года Семенов отправил телеграмму английскому бригадному генералу Алфреду Ноксу, главе военной миссии при Верховном правителе: