Жак Ле Гофф - Людовик IX Святой

Исторические и культурные слои, образующие фундамент и значительную часть материала трактата Жильбера из Турне, очевидны: это Библия, главным образом Ветхий Завет, очень современный и злободневный в XIII веке; традиция «Зерцал государей», обновленная Иоанном Солсберийским и сочинением «Institutio Traiani»; фольклорная культура, воспринятая культурой христианской, значительно обогащенная «Возрождением» XII века. Но идеологический фон трактата — это иерархическая теология Псевдо-Дионисия. Сочинения этого греческого богослова, датируемые концом IV — началом V века, известные в латинских переводах начиная с IX века, внедрившись в богословскую мысль в культурной и политической сферах Высокого Средневековья, продолжали оказывать огромное влияние в ХIII веке. Их читали и комментировали в Парижском университете. Его философию, в которой небесная иерархия выступала в качестве модели иерархии земной, богословско-политическая мысль приспособила к монархии. Трактат Жильбера из Турне, использовавший в качестве высших авторитетов Серафимов и Власти, — одно из ярчайших свидетельств этого.

Наконец, в «Eruditio regum et principum» с помощью авторитетов и примеров дается набросок истории королевской власти. Две серии исторических моделей создают основу, позитивно и негативно, средневековой монархии: библейская серия и античная серия, прежде всего древнеримская, императорская, затем — раннехристианская. Средневековье до Людовика Святого представлено всего одним примером. В пятой главе второй части первого послания, в комментарии к Второзаконию по поводу «грамотных» королей, после ссылок на Давида, Иезекииля и Иосию, с одной стороны, и на Константина, Феодора, Юстиниана и Льва — с другой, Жильбер из Турне пишет: «Присовокупим к ним благочестивого и вечно августейшего христианнейшего и непобедимого государя Карла Великого, вашего предшественника, память о коем благословенна». Вот оно, свидетельство силы образа Карла Великого, значения кампании Капетингов с требованием континуитета, ведущего от великого императора к Людовику! Итак, Карл Великий — связующее звено между древностью и настоящим. Но существует ли это настоящее в трактате помимо посвящения и скрытых намеков на некоторые современные ситуации? Как правило, «Зерцала государей» — жанр внеисторический. Если в начале XIII века Гиральд Камб-рейский принизил в «De principum institutione» короля Англии Генриха II, его сыновей и преемников, его династию, то лишь потому, что его трактат был скорее полемическим сочинением против Плантагенетов, чем подлинным «Зерцалом государей».

Трактат Жильбера из Турне содержит удивительную главу, не имеющую параллели ни в каком другом «Зерцале государей», — вторую главу второй части первого послания. Фраза Второзакония (17) «И он (царь) не возвращал народа в Египет» полностью толкуется через пленение Людовика Святого в Египте, через событие, случившееся всего за десять лет до написания трактата, через событие современное . Содержание здесь не самое интересное: несмотря на авторитет, король фактически восхваляется за его религиозное рвение, но поражение в крестовом походе объясняется пороками народа и, в частности, французского войска. Людовик, новоявленный Моисей, как и он, жертва своего народа, не вступил в землю обетованную. Когда Христос пожелает освободить Святую землю, то сделает это сам. Тем не менее этот текст звучит как прощание с крестовыми походами. Людовик Святой останется глух к этому и удовольствуется заменой Египта на Тунис. Но главное, на мой взгляд, — это вторжение современной истории в сферу примеров. В сборниках примеров ХIII века заметна та же тенденция придавать все больше значения тому, что происходит nostris temporibus , «в наше время». Отныне государь может увидеть себя в зеркале.

Церемония помазания на царство является своего рода «Зерцалом государей» в действии — в жестах и словах. Я более подробно остановлюсь на ней в связи с королевской сакральностью Людовика Святого. Коронация подчиняется ритуалу, цель которого — поддержать при любых изменениях в правлении королевскую власть в ее божественном происхождении, обеспечить ей непрерывную Божию защиту и, в функции контракта, одновременно эксплицитного и символического, поддержку Церкви в обмен на привилегированный статус духовенства, воспроизведение предшествующих правлений для утверждения стабильности королевства во всех его членах, сверху донизу социальной иерархии. В целях эффективности коронация должна быть глубоко консервативной церемонией, архаизм которой служит гарантом ее действенной силы. Новшества в ней весьма редки, — да и то если служат упрочению традиционных обрядов и одновременно возводят их к древности [695].

До коронации Карла V (1364) мы располагаем всего одним, очень лаконичным описанием помазания на царство Филиппа I в 1059 году. Ordines это скорее образцы, инструкции для будущих коронаций, чем описания реальных коронаций. Как правило, они с трудом поддаются датировке. Нелегко узнать, использовались ли они и в каких случаях, ибо в Реймсе существует целое собрание ordines , из которых могли выбирать духовенство и придворные нового короля. Неизвестно, по какому ordo была проведена коронация Людовика, но с большей или меньшей уверенностью можно утверждать, что во время его царствования в собрании ordines появились три новых: в начале правления упомянутый «реймсский ordo », еще один в конце правления, называемый «последний ordo Капетингов», ибо иного до прихода к власти династии Валуа (1328) не появилось, и, самое главное, « ordo 1250 года», к которому я еще вернусь. В этом нет ничего удивительного, если помнить, с одной стороны, о возрастании символического влияния, обретенного французской королевской властью при Людовике IX, а с другой, — об интересе, с каким он сам относился к этой церемонии, ибо советовал своему сыну и преемнику быть «достойным того, чтобы получить помазание, благодаря которому короли Франции становятся освященными» [696]. В самом интересном из этих ordines , «1250 года», вероятнее всего составленном в его царствование, появляется новая королевская инсигния — длань правосудия [697], которую держали в левой руке и которая останется достоянием французской монархии. В монархической идеологии и, конкретно, в христианской монархической идеологии правосудие — это не только главная королевская функция, функция, тесно связанная с помазанием на царство. Она вместе с елеем и добродетелью в мыслях и действиях стала еще при жизни Людовика Святого особенно ассоциироваться с его образом. Можно думать, что это его личный прямой или косвенный вклад в создание королевского образа, находящего выражение и распространяемого посредством коронации (и печати) и вошедшего как в коронационный ordo , так и в программу «Зерцала государей». Можно также думать, что в его правление коронационные ordines французских королей отразили намного полнее, чем раньше, основные особенности французской монархии и свидетельствуют о том, что при нем создание королевской религии почти достигло кульминации.