Жак Ле Гофф - Людовик IX Святой

Морские приключения. — Встреча с Гуго де Динем.

Людовик вышел из Акры 24 или 25 апреля 1254 года. Через несколько дней у берегов Кипра королевский корабль сел на песчаную банку; оказался поврежденным киль судна. Опасались, как бы корабль не затонул; и можно только удивляться хладнокровию короля и его чувству долга, когда он наотрез отказался покинуть судно, объясняя это тем, что люди, находившиеся на борту, не могли, как и он, найти приют на других кораблях.

Жуанвиль в своем жизнеописании Людовика Святого, которое, как и все биографии того времени, представляет собой ряд эпизодов из жизни короля, выдержанных в духе анекдотов (примеров), расположенных в хронологической последовательности, дважды запечатлел Людовика Святого на пути во Францию.

В первом анекдоте рассказывается об идиллической встрече короля с монахом-отшельником, когда корабль причалил к берегу. Второй анекдот свидетельствует о непреклонности Людовика, выступившего суровым судьей по отношению к отроку, легкомысленное поведение которого, по мнению короля, усугубляло его вину, поскольку, во-первых, он совершил тяжкий, как рассудил Людовик, грех, хотя приближенным он казался простительным, и, во-вторых, едва не погубил французский флот. В этой истории Людовик предстает как король — блюститель морали, стоящий на страже всеобщих интересов, которому ведом гнев Божий, гнев, которому под силу покарать того, кто ведет себя не должным образом и нарушает дисциплину:

Мы приблизились к острову Лампедуза, где наловили много кроликов, и нашли в скалах заброшенный скит, а при нем сад, взращенный отшельниками, некогда там жившими. В нем росли маслины и смоковницы, виноград и многое другое. По саду струился ручей с ключевой водой. Мы с королем дошли до конца сада и под первым сводом обнаружили молельню, побеленную известью, и ярко-красный крест из глины.

Мы вошли под второй свод и увидели два мертвых тела. Плоть их уже разложилась, скелеты были еще целы, и кости рук лежали на груди, головы были обращены на восток, как принято при захоронении. Вернувшись на корабль, мы недосчитались одного из матросов; капитан корабля подумал, что он остался на острове, чтобы сделаться отшельником; поэтому Никола де Суази, главный сержант короля, оставил на берегу три мешка сухарей ему на пропитание [328].

Итак, морское путешествие — это испытание: будь то шторм или штиль, приливы и опасные рифы, будь то люди. Случилось так, что, когда флот подходил к Провансу, приближенные Людовика, «королева и весь совет», обратились к нему с просьбой сойти здесь на берег: это была земля королевства, но она принадлежала брату короля Карлу Анжуйскому, графу Прованскому. Однако Людовик IX хотел дойти до «своего» порта Эг-Морта, до «своей земли» [329]. Кончилось тем, что он позволил себя уговорить и 10 июля сошел на берег в Салене Иерском. Не исключено, что такая сговорчивость короля была вызвана особым интересом — желанием встретиться с одним знаменитым в то время францисканцем из Иерского монастыря.

Гуго де Динь (де Баржоль) принадлежал к строгому направлению францисканцев-спиритуалов [330]и к тому же был адептом милленаристских идей Иоахима Флорского (ум. 1202), призывавшего к установлению на земле вечного Евангелия. Эти идеи вызывали подозрение среди ортодоксов ордена францисканцев и Церкви. Орден в то время переполняли иоахимитские идеи. Его глава, генерал Иоанн Пармский, избранный в 1247 году, был ревностным иоахимитом. В том самом 1254 году, когда будущий Людовик Святой встретился с Гуго де Динем [331], другой францисканец-иоахимит, Герардо да Борго Сан-Доннино, написал «Введение в вечное Евангелие» («Liber Introductorius ad Evangelium Etemum») с целью изложения и распространения идей аббата из Фьоре. Оно немедленно подверглось резким нападкам, особенно в Парижском университете, где острый конфликт, порожденный спорами студентов, привел к расколу между магистрами теологии нищенствующих орденов (доминиканцами и францисканцами) и некоторыми светскими магистрами. В 1256 году Папа Александр IV осудил концепцию Иоахима Флорского и книгу Герардо да Борго Сан-Доннино. В том же году, но не позднее 2 февраля 1257 года, умер Гуго де Динь. Он благополучно избежал осуждения, но, несмотря на свидетельства его почитателей о различных чудесах, явленных на его могиле в Марселе, к лику святых причислен не был. Его сестре Дучелине, духовником которой он был, повезло больше: она тоже была иоахимиткой и основала общину бегинок в окрестностях Иера (1240), а затем в Марселе (1255), где, обретя благодать видений и экстазов, умерла в 1274 году [332]. В 1257 году Иоанн Пармский сложил с себя полномочия, уступив место генерала францисканцев молодому тогда Бонавентуре, будущему святому. Он будет участвовать в суде по ересям, и его поддержка кардинала Оттобоне Фиески, очередного Папы Адриана V (1276), поможет последнему избежать сурового приговора. Гуго де Динь, несмотря на все свое неблагоразумие, сохранит немалое влияние в ордене францисканцев. Святой Бонавентура припишет себе значительную часть его комментария устава святого Франциска, а францисканец Салимбене Пармский, который видел Людовика Святого на генеральном капитуле 1248 года в Сансе, незадолго до отбытия короля в крестовый поход, посвятит Гуго восторженные страницы своей хроники. Он был особенно очарован талантом Гуго-проповедника, трубный глас которого захватывал слушателей словно смерч [333].

Таков францисканский гуру, покоривший летом 1254 года и французского короля. При этом присутствовал Жуанвиль:

Король прослышал об одном кордельере, брате по имени Гуго, и по причине его огромной известности послал за ним, желая видеть и слушать. В день его прихода в Иер мы взглянули на дорогу, по которой он шел, и увидели, что за ним следует толпа мужчин и женщин. Король повелел ему проповедовать. Начало проповеди было о монахах, и он сказал так: «Сеньоры, я вижу очень много монахов при королевском дворе, среди приближенных короля». И прибавил: «А я — самый главный» [334].

Но в первую очередь проповедь была обращена к королю:

Он наставлял в проповеди, что король должен править по воле народа; а в конце проповеди сказал, что читал Библию и книги, основанные на Библии, и что ему неизвестно ни из книг правоверных, ни из книг нечестивых, чтобы причиной гибели какого-либо царства или владения или того, что они переходили в другие руки, было не что иное, как упадок правосудия. Посему, сказал он, по возвращении во Францию король должен так справедливо править своим народом, чтобы не иссякала к нему любовь Божия, так, чтобы Бог не оставил Французское королевство по его смерти [335].