Робер Фавтье - Капетинги и Франция

Эти две консультации — 1303, как и 1308 гг. — позволяют нам констатировать, что по некоторым вопросам уже существует единство взглядов между различными слоями населения королевства. Равно правдоподобно, что названные опросы, давая возможность проявиться этим взглядам, способствовали возникновению такого единства.

Последнее заключается, прежде всего, в чувстве верности по отношению к суверену, почитание французской короны и династии, ее носящей. Здесь значительной оказалась роль Людовика Святого, давшего представление об идеальном типе суверена, добродетель которого распространялась и на функцию, выполняемую им и теми, кто был после него. И дипломатия его внука, получившего от Святого престола освящение церковью добродетелей святого короля, закончила то, что сами эти добродетели сделали для французской королевской власти.

Но французский король — это еще не Франция, или, скорее, если он и представлял ее, то французы, видя его и почитая, не отдавали себе точного отчета в том, что он представлял. Их монархическая верность толкала их на путь национального чувства; это еще не было тем, что называют в благородном смысле слова патриотизмом. Оно только подготавливало его пришествие.

Чтобы родилась идея родины, французам надо было пройти через длительный кризис, в течение которого монархическая лояльность узнала с уверенностью, что значит быть преданным королевской персоне. Тогда, в том временном затмении короля и увидят королевство, Францию, родину [223] Речь идет о событиях начала XV столетия, связанных с внутриполитическими распрями феодальных группировок, которые боролись за власть при Карле VI Валуа, пораженном тяжелым психическим заболеванием, а также с военными поражениями Франции в ходе Столетней войны с Англией, когда англичанам удалось занять весь север страны с Парижем и юридически закрепить победу над Францией договором 1420 г. в Труа. (Прим. ред.) . В этот и именно в этот день и родится французская нация.

Надо было ждать великого кризиса XV в.; но первая капетингская династия расчистила путь, поставила прочные вехи. Она собрала земли, придала принципу монархии жесткость и новый блеск, окружила французскую корону сиянием святости, создала административную основу, поддерживающую в течение столетий единство земель и людей, начала приучать население королевства чувствовать, думать, выражаться в том же духе. Она подготовила рождение Франции. Будущее с его испытаниями стало осуществлением набросанного в общих чертах труда суверенов, направлявших с 987 по 1328 гг. первые шаги нашей страны.

В рамках этого исследования, которому можно пожелать большего совершенства, встает двойной вопрос: прежде всего, была ли у Капетингов политика и какая?

Если понимать под династической политикой способ управления, сообразующийся с планом целого, не потерявший значения для столетий, задуманный основателем и скрупулезно используемый его преемниками, или даже задуманный одним из них в данный момент истории их династии и которому следовали потом, ответ на первую часть вопроса может быть только отрицательным. Никто из Капетингов, а тем более Гуго Капет не задумывали и не оставляли политического завещания. «Наставления» Людовика Святого его сыну являются лишь моральными советами.

Но если в течение своей истории мы можем увидеть, что суверены династии ведут себя одинаково в своих королевских функциях, трудятся в одном и том же духе, продолжают с самого своего избрания без противодействия или почти без него, труд, прерванный смертью их предшественника, преследуют и достигают тех же целей, то все-таки можно говорить о политике этой династии. Относится ли это к Капетингам? Кажется, думать так, читая предшествующие страницы, можно. И мы убеждены, что это впечатление — не единственный результат метода, принятого для представления событий этой истории: и совершенно другой метод, заключающийся в том, чтобы брать в своей совокупности каждое из правлений суверенов, управлявших Францией с 987 по 1328 гг., не привел бы к иным результатам. Он лишь принудил бы читателя, желающего составить общее представление, к работе, от которой мы постарались его освободить.

Капетинги не дали гения. В целом это были государи посредственного ума, мало склонные к умозрительным построениям. Они жили настоящим. Они были почтенными тружениками, которым доставало их каждодневной работы. Выполняя последнюю, они не беспокоились об отдаленных результатах, которые она могла иметь. Этот труд вменялся им обстоятельствами и необходимостью жить и сохраняться.

Но чтобы сохраниться в трудных обстоятельствах их начинаний, им пришлось укрепить старших сыновей в наследовании короны. Дабы достигнуть этого, они взяли за обыкновение при своей жизни делать соправителем старшего из своих сыновей, и это в течение почти двух столетий. Таким образом, приступая к своему ремеслу короля при жизни отца и под его руководством, молодой капетингский король, когда смерть последнего давала ему всю полноту власти, лишь следовал трудам, начатым его предшественником. Он знал его советников, работал с ними в качестве «назначенного короля» и, естественно, сохранял всех их вокруг себя, начиная править единолично. И его сын подле него поступал так же. И поскольку Капетинги были почти без исключения почтительными и покорными сыновьями, в целом считая своего отца образцом, которому надо следовать, они сообразовывали свое поведение с его поведением. Так протекли два столетия почти непрерывного правления.

Когда в XIII в., став достаточно сильными, чтобы беспокоиться о непрерывности династии, Капетинги прекратили практиковать соправительство, эта прекрасная преемственность в деятельности должна была бы исчезнуть. Ничего подобного. Династии, обладавшей значительными земельными богатствами, способной на эффективные действия вне домена, повезло на самых способных или, может быть, самых удачливых из своих принцев; отцовские успехи стали для сыновей долгом, коему они очень охотно подчинялись, следуя таким же методам или тем, которые они считали таковыми, в осуществлении предприятий, начатых их предками.

Так, на протяжении более трех столетий действия Капетингов проявлялись сходным образом, и эта преемственность обязана не долго вынашиваемому политическому плану, но тому простому факту, что по различным мотивам капетингские суверены брали пример друг с друга.

Эта капетингская политика родилась при тех же обстоятельствах, в которых изначально находилась династия, обстоятельствах, продлившихся почти два века. Король был слаб; его домен, протяженностью которого, конечно, не следует пренебрегать, находился в неопределенном состоянии, столь частом в феодальных сеньориях этого времени. Так что Капетинги не могли помышлять о завоеваниях. Напротив, они должны были защищаться от захватов слишком могущественных соседей, восстанавливать порядок в своем домене. Их силы позволяли лишь кое-как противопоставлять насилие насилию. Им оставалось использовать то оружие, которое предоставляло им их право. Надеемся, что мы показали, как они это делали. Но они смогли воспользоваться этим правом, поскольку не выступали в роли новаторов и революционеров. Феодальный король требовал только то, что должно королю в феодальной организации. Это требование не было чрезмерным, когда феодальная система находилась во всем своем расцвете, поскольку король ничего не мог сделать без согласия и доброй воли своих вассалов. Но по разным причинам эта система с XII в. начинает разрушаться. Однако же это разрушение никоим образом не касается теории системы, угасает только ее применение. И положение короля нисколько не влияло на нее, напротив.