Сергей Платонов - Полный курс лекций по русской истории. Часть 2

До второй половины XVI в. изложенное нами общественное устройство только формировалось, мало-помалу вытесняя старые русские формы быта. Более всего польскому влиянию поддавалось литовское дворянство, стремившееся занять в Литве то же положение, какое польская шляхта занимала в Польше. Но для получения польских прав дворянам нужно было стать католиками, а принятие латинства вело за собой полное ополячение. Отступление от веры возбуждало протест со стороны тех, кто оставался верен православию; стремление завладеть крестьянским трудом открывало бездну между католиком-дворянином и православным крестьянством; желание получить политические права в стране возбуждало против литовской шляхты литовскую аристократию, потомков удельных князей литовско-русских. Так польское влияние вносило в жизнь Литовско-Русского государства ряд острых антагонизмов, и могучая партия, верх и низ литовского общества, сильно противилась великому сближению с Польшей.

С первой половины XVI в. Московское государство резко поставило Литве вопрос о возвращении Москве старинных русских «отчин» — западных русских земель. Много сочувствия возбудила Москва в Литве, много западнорусских владетелей охотно переходило под власть Москвы (князья Чернигово-Северские, Новосильские, Белевские, Одоевские, Воротынские, Глинские и т. д.). Москва счастливо добывала себе земли войнами и простым принятием подданства со стороны литовской знати, уходившей от католичества и Польши. Существование Литвы подвергалось опасности; литовцы, тянувшие к Польше, крепче стали держаться польского союза. Но до унии с Польшей было еще далеко, если бы не наступили в Москве времена Грозного и не началось обратное движение княжат из Москвы в Литву.

В Москве в XVI в. развивался порядок демократический и строго монархический, и литовская знать оказалась в таком положении, что должна была выбирать или потерю политического влияния с присоединением к Москве, или потерю религиозно-нравственной самостоятельности с присоединением к Польше. Середины не было, потому что и Польша, и Русь наступительно шли на Литву. В середине XVI в., в 60-х годах, московские войска взяли Полоцк и хозяйничали в Литве, а последний Ягеллон Сигизмунд II Август настаивал на унии с Польшей. На протест Литвы Польша отвечала угрозой оставить Литву на жертву Грозному царю. Сейм 1569 г. в Люблине полгода рассуждал об унии. Литовские послы уехали даже с сейма, но важнейшие западнорусские вельможи (князь Острожский и др.) стали за унию, и она состоялась. Власти Ивана Грозного была предпочтена потеря национальной самостоятельности.

Условия реальной унии 1569 г. были таковы: Литва и Польша сливались в одно нераздельное государство, имели одного монарха, общий сейм, общий сенат (по-литовски: рада), но особые законы, особых правительственных лиц и отдельные войска. Часть западнорусских земель (Волынь, Украйна, Подляхия) присоединялась от Литвы к Малой Польше. Поляки не считались иностранцами в Литве и имели право занимать там должности, приобретать земли. При таких условиях польские формы быта быстро переходили в Литву, литовская шляхта, не имевшая еще большого политического влияния, под давлением сильной литовской аристократии быстро достигала его на общих сеймах с поляками; крестьяне были формально закрепощены, города резче замыкались в узкие мещанские корпорации и наводнялись иноземцами, особенно евреями. Зато Польша помогла Литве против Москвы и воспрепятствовала присоединению западных русских областей к восточной Руси.

Трудно передать отчаяние части западнорусского общества, которая не сочувствовала Польше и понимала всю опасность польского гнета; говорят, что представители Литвы на коленях со слезами просили Сигизмунда Августа не губить Литвы присоединением к Польше. Однако это соединение совершилось волей короля и согласием вельмож и имело два роковых последствия для Литвы и Литовско-Польской Руси: во-первых, острую религиозную борьбу, во-вторых, острую общественную борьбу. Первая породила религиозную унию, вторая — ряд крестьянско-казацких восстаний. Обратимся к рассмотрению этих последствий.

I. Хотя актом Люблинской унии предоставлена была свобода веры, но польско-литовские государи не сочувствовали этой свободе; пока западная Русь была православной, она не могла прочно слиться с Польшей. Для слияния народностей необходимо было единство религии, и потому польское правительство желало искоренения православия. Но в его владениях развился протестантизм, зашедший из Германии и особенно радушно принятый в Литве. Для борьбы с ним в Польшу и Литву явились в 1565 г. иезуиты и с помощью правительства скоро задушили протестантство, не успевшее еще пустить прочных корней. Когда иезуиты сладили с протестантами, они обратили свои силы на «схизматиков» — православных. Трудно решить, они ли натолкнули Стефана Батория на мысль извести греческую схизму или Стефан Баторий указал эту цель из политических видов. Интересы Польши в этом вопросе совпадали с желанием папской курии. Стефан Баторий был одновременно и дальновидным польским политиком, и верным союзником папы, желая распространения католичества на Руси.

Дело в том, что у папства в эту эпоху была вековая идея, которую папы желали ввести в общее сознание Европы, — идея крестового похода для изгнания турок из Европы. Эта идея владела и недюжинным умом Стефана Батория. План борьбы с турками одинаково прилежно разрабатывался и в Риме, и в Польше. И там, и тут полагали, что для успеха дела необходимо привлечь к нему в качестве орудия Москву, а чтобы удобнее пользоваться этим орудием, нужно было его подчинить папе. Иван Грозный высказался сочувственно о борьбе с турками, но не хотел и слышать об унии с католиками, а это делало союз его для Римской церкви ненадежным. Москве нужно было навязать католика-государя — так думали Стефан Баторий и Поссевин, считая это лучшим средством окатоличить Москву и заручиться ее помощью. Православие же в западной Руси можно, как предполагали, легко истребить и прямо.

Так широкая политическая утопия сплеталась с реальными интересами Польши и католичества в западной Руси и вызвала в ней оживленную пропаганду католичества. Иезуиты принялись за истребление православной схизмы, сперва выступив с печатным словом: появилась книга «О единстве Церкви Божьей» Петра Скарги, который проводил мысль о необходимости церковной унии с католическими догматами и православной обрядностью. Потом настала очередь и практической пропаганды. Народное образование переходило в руки иезуитов, и православное юношество воспитывалось в католических взглядах. Создавалась масса неприятностей православным во всех сферах их жизни и деятельности, от запрещения крестных ходов до простых уличных побоев. Много лиц из высшего дворянского класса прямо совращалось в католичество, и это совращение шло так успешно, что скоро в православии осталось меньшинство западнорусского дворянства.