Адам Туз - Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916–1931 годы

Кроме того, подход к проблеме немецких этнических меньшинств в Чехословакии и Польше зависел от того, о каких именно славянах шла речь. Наиболее наглядно после войны оказался представлен чешский национальный вопрос. Президент Томаш Масарик, женатый на американской феминистке и унитаристке, большую часть военного времени жил в США и был одним из наиболее видных носителей нового языка мирового либерализма. Вместе с министром иностранных дел Эдвардом Бенешем он прилагал все усилия к тому, чтобы сдерживать агрессивные устремления в отношении Венгрии и Польши, которыми сопровождалось становление независимой Чехии. Благодаря этому в послевоенное время Чехословакия считалась образцовой страной [809] A. Orzoff, Battle for the Castle: The Myth of Czechoslovakia in Europe, 1914–1948 (Oxford,2009). . Положительное значение имел тот факт, что среди судетских немцев левые социал-демократы выступали в качестве самой значительной политической силы, что позволило им умело и уверено интегрироваться в новую мультиэтническую политическую среду [810] D. Miller, Forging Political Compromise: Antonin Svehla and the Czechoslovak Republican Party, 1918–1933 (Pittsburgh, NJ, 1999); W. Blackwood, «Socialism, Czechoslovakism, and the Munich Complex, 1918–1948», The International History Review 21 (1999), p. 875–899. . Независимая Чехословакия располагала значительной экономической базой, а то, как Прага решала свои послевоенные финансовые проблемы, выгодно выделяло ее на фоне хаоса, царившего в соседних странах. Судетские немцы, получившие гражданство Чехословацкой Республики, могли считать себя счастливчиками, которым удалось избежать голода, насилия и экономических потрясений, выпавших на долю судетских немцев, оказавшихся в Австрии и Германии.

Подобного нельзя сказать о Польше. Перед новым государством стояли очень серьезные задачи. Польская Республика формировалась на землях, принадлежавших ранее трем исчезнувшим империям (Германии, Австрии и России) с совершенно различными политическими традициями и чрезвычайно пестрым составом населения. По состоянию на 1919 год польские земли страдали от нищеты, перенаселенности и последствий многолетних войн. Для построения успешной страны на такой основе требовались значительные усилия решительного и осмотрительного политического руководства. Предварительные условия не были благоприятными. О раздорах внутри польских политических партий ходили легенды. Между этническим национализмом польских национал-демократов, которые преобладали в русской Польше и были известны своим шовинизмом и антисемитизмом, а также более прогрессивным национализмом австрийских и германских поляков, во главе которых стоял бывший социалист Йозеф Пилсудский, лежала глубокая пропасть [811] A. Polonsky, Politics in Independent Poland, 1921–1939: The Crisis of Constitutional Government (Oxford, 1972). . Острые разногласия между ними вылились в авантюрную внешнюю политику, в результате которой в период с 1918 по 1920 год Польша развязала по меньшей мере шесть военных кампаний, в том числе совершила нападение на балтийские страны, Украину и чуть не приведшее к фатальному исходу наступление на Советский Союз [812] T. Snyder, The Reconstruction of Nations: Poland, Ukraine, Lithuania, Belarus, 1569–1999 (New Haven, CT, 2003). . В тот же период, пытаясь объединить народ новой страны, Польша начала широкую программу социального обеспечения, не имея для этого необходимых финансовых средств. Результатом стала разрушительная инфляция [813] D. Durand, «Currency Inflation in Eastern Europe with Special Reference to Poland», The American Economic Review 13 (1923), p. 593–608. .

У немцев, следовательно, были вполне обоснованные причины пожалеть о том, что они остались на территории Польской Республики. Но в целом корни враждебного отношения Германии к любому способу решения спорных пограничных вопросов с Польшей лежали глубже, чем простые рациональные расчеты. Эта враждебность была проявлением сильной этнической предвзятости и расовой неприязни. Одна только мысль о том, что он находится под властью поляков, глубоко ранила душу любого настоящего немецкого националиста. 1919 год был не только годом передела границ в Европе. Это был действительно постколониальный период. Рушились политические, культурные и этнические иерархии. Такое понимание революционных перемен, в свою очередь, позволяет объяснить атмосферу подозрительности и страха, окружавшую тех, кто занимался в Париже польским вопросом [814] N. Davies, «Lloyd George and Poland, 1919–1920», Journal of Contemporary History 6 (1971), p. 132–154. .

25 мая 1919 года в разгар обострения кризиса внутри «Большой тройки» польский вопрос был основным на повестке дня в Фонтенбло, где Ллойд Джордж рассчитывал вновь поставить вопрос о моральном лидерстве Британии. Если рассматривать ситуацию с позиций эмоционального цикла либерализма, то подготовка меморандума Фонтенбло пришлась на момент, когда преобладало чувство вины. Во имя мира следовало проявить больше великодушия в отношении Германии. Самым опасным, указывал Ллойд Джордж, было появление на Востоке новых Эльзаса и Лотарингии. «Я не могу представить себе более серьезного повода для будущей войны, – заявил он, – как то, что народ Германии, который, безусловно, доказал, что является одним из наиболее энергичных и сильных народов мира, окажется окруженным рядом небольших государств, населенных людьми, многие из которых никогда прежде не имели постоянного собственного правительства, но среди которых проживают значительные массы немцев, требующих воссоединения со своей родиной. Предложение Польской комиссии о передаче 2 млн 100 тысяч немцев под управление людей, исповедующих другую религию и на протяжении всей своей истории не сумевших создать прочное самоуправление, на мой взгляд, рано или поздно приведет к новой войне…» [815] D. L. George, Memoir of the Peace Conference (New Haven, CT, 1939), vol. 1, p. 266–273. В менее официальной обстановке Ллойд Джордж называл поляков «безнадежными». Лорд Сесил относился к ним как к «ориентализированным ирландцам». Ян Смэтс использовал южноафриканскую идиому. По его мнению, поляки были просто «каффирами» [816] Boyce, Great Interwar Crisis, p. 51. .

Именно в целях снятия напряженности вокруг вопроса о самоопределении восточноевропейских стран Смэтс с самого начала предлагал создать систему мандатов, которая действовала бы под контролем иностранных наблюдателей. Это предложение оказалось неприемлемым для всех участников конференции от этого региона. Тем не менее международное наблюдение стало неотъемлемым элементом договора 1919 года по Центральной Европе [817] M. Mazower, «Minorities and the League of Nations in Interwar Europe», Daedalus 126 (1997), p. 47–63. . В Данциге, а также в расположенном на побережье Адриатики Фиуме непримиримые конфликты, возникшие из-за претензий различных стран, были решены только путем интерналионализации. Летом 1919 года Польше пришлось согласиться с режимом защиты меньшинств, который в 1920-х годах стал образцом для всей Восточной Европы. В Лиге Наций была создана система постоянно действующих комитетов, в которые новые меньшинства могли обращаться с апелляциями в случае их преследования и которую немцы впоследствии активно и с большой пользой для себя будут использовать. Условия проведения плебисцита для решения судьбы Силезии в марте 1921 года были продуманы очень подробно. Для поддержания порядка на территории был размещен 15-тысячный контингент войск союзников, действовали сотни международных представителей [818] Wambaugh, Plebiscites, vol. 1, p. 249. . В голосовании участвовало практически все население, а когда поляки решили поднять бунт, союзнические войска восстановили порядок и вывели польских бунтовщиков со значительной части германских территорий. И вновь незавидная задача проведения окончательного разделения была возложена на Лигу Наций. Очевидно, что результаты такого разделения никоим образом не могли удовлетворить Германию. Зато Германия избежала капитуляции перед Польшей.