Адам Туз - Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916–1931 годы

При всем своем личном сочувствии планам правых националистов Штреземан был убежден в том, что никакое авторитарное правительство не сможет решить международные проблемы, от которых зависело будущее Германии. Заговорщики, разжигая беспорядки внутри страны, ставили под угрозу то, что он ценил превыше всего, – целостность самого рейха. 5 ноября 1923 года, призывая правое крыло партии, к которой он принадлежал, – Германской народной партии (ГНП), – оказать ему полную поддержку, Штреземан заявил: «Эта неделя покажет, решится ли Vaterlaendische Verbaende (националистическая военизированная ассоциация) выступить». Если они пойдут против властей рейха, то это приведет к «гражданской войне» и «переходу Рейна и Рура» в руки поддерживаемых французами сепаратистов. Сохранение рейха требует порядка в стране. Он был «сыт по горло» безответственными интригами и шантажом со стороны представителей деловых кругов и аграриев, которые и создали катастрофическую гиперинфляцию. Если штурмовики-националисты пойдут на Берлин, то он, Штреземан, не изменит своей позиции. Им придется «расстрелять» его в канцелярии рейха, где он «имеет право находиться» как глава правительства [1328] Feldman, Great Disorder, p. 776–777. .

Берлин эта участь миновала благодаря нетерпению Гитлера и междоусобице в рядах баварских правых. 9 ноября 1923 года по улицам Мюнхена шагали не коммунисты, а Гитлер со своими людьми из С А, среди которых был и генерал Эрих Людендорф. Их полиция и встретила «залпом шрапнели». Гитлер позорно бежал. Веймарская республика сумела отразить удары, сыпавшиеся на нее и слева и справа. Следующие 15 месяцев Гитлер провел в заключении, где пришел к выводу, который становился очевидным и в Москве, в Коминтерне: в современной Германии не может быть и речи о насильственном захвате власти. Чтобы разрушить «систему», Гитлеру придется действовать изнутри.

Но уроки из этого кризиса извлекли не только экстремисты. В самом центре событий 1923 года оказался мэр Кёльна, столицы Рейнской области, член партии Центра Конрад Аденауэр. После 1949 года Аденауэр станет первым канцлером Федеративной Республики и сделает для успешного развития Западной Германии больше, чем кто-либо другой. Но уже тогда, 30 лет назад, когда его город был оккупирован британской армией, он говорил о смелых планах западноевропейского примирения. Вместо того чтобы отделять от рейха Рейнскую область, к чему призывали предатели-коллаборационисты, Аденауэр предлагал изолировать свой обращенный на запад регион от авторитарной Пруссии. Прусское присутствие на западе Германии было тяжелым наследием Венского конгресса, который пытался создать буферную зону между Германией и Францией. Это нарушало равновесие во внутреннем устройстве Германии: из 65 млн жителей страны 42 млн относились к Пруссии. Согласно плану федерализации Аденауэра, автономная Рейнская область с ее 15-миллионным населением, состоявшим из энергичных, свободных от национальных предрассудков людей, создала бы в рейхе равновесие, которое позволило бы достичь согласия с западным соседом. Свободное от прусских тисков единое национальное германское государство вполне вписывалось в мирный европейский порядок [1329] G. Schulz (ed.), Konrad Adenauer 1917–1933 (Cologne, 2003), 203–232, and K. D. Erdmann, Adenauer in der Rheinlandpolitik nach dem Ersten Weltkrieg (Stuttgart, 1966). .

В 1919 году Аденауэр надеялся, что такой план встретит понимание в Британии, которая определенно не была заинтересована в превращении Рейнской области во «французскую колонию» [1330] Schulz, Konrad Adenauer 1917–1933, p. 346. . В 1923 году Аденауэр разочаровался в британцах, но надеялся, что его план заинтересует Францию. Вместо того чтобы субсидировать всеобщую забастовку, правительство Германии будет платить шахтерам Рура и поставлять уголь Франции в счет репараций [1331] Maier, Great Disorder, p. 393. . В конце 1923 года рурский угольный и стальной магнат Гуго Стиннес лоббировал в Берлине предложение об объединении интересов всех основных сталепромышленников Рура и создании «новой государственной структуры», которая «играла бы роль посредника между Францией и Германией» [1332] Feldman, Great Disorder, p. 825. . В отличие от Густава Штреземана, все еще посматривавшего на Вашингтон и Уолл-стрит, Аденауэр и Стиннес считали, что «ни от Америки, ни от Англии не следует ожидать сколь- либо существенной помощи». Стиннес обрисовал послу Германии в Вашингтоне общую картину «континентального блока», который будет создан на базе Рура и Рейнской области в противовес «гегемонии англосаксов» [1333] Ibid., p. 661. . Стиннес был убежден в том, что весь послевоенный порядок является результатом англоамериканского диктата и таит в себе опасность: если «международный капитализм будет пытаться высосать из Германии все соки… то германская молодежь возьмется за оружие» [1334] Berg, Stresemann, p. 160, 168–169, 171. . Подобные речи помогали выплеснуть эмоции, но были совершенно несвоевременны. На тот момент кульминации послевоенного кризиса все вновь вращалось вокруг Соединенных Штатов.

Осенью 1923 года, пока Муссолини свободно чувствовал себя в Средиземном море, продолжались разговоры о разделении Германии, новом Вестфальском мирном договоре и сближении позиций Франции и Германии в вопросе о Рейнской обла сти. Нацисты и коммунисты боролись за власть, а Штреземан, Людендорф, Гитлер и Аденауэр выступали на сцене одновременно. Казалось, что вся драма западноевропейской истории следующих двух поколений будет сыграна в течение ближайших месяцев. Были готовы различные варианты этой драмы – от коммунистических и нацистских заговоров до полного расчленения Германии. Неужели уже в 1923 году откроется путь к ужасной катастрофе 1945 года? Пока французы и бельгийцы мстили за варварскую германскую оккупацию 1914 года, Гитлер вынашивал фантазии на тему Москвы-на-Рейне, предвещавшие адское пламя, которое поглотит Рур в период с 1943 по 1945 год. Все эти недобрые предчувствия придавали кризису 1923 года еще большее значение. Созданный в 1919 году порядок оказался более жизнеспособным, чем можно было предположить.

Весной 1923 года европейцы в полной мере наслаждались собственным «периодом хаоса», который был предписан им госсекретарем Хьюзом. Но Хьюз, похоже, ожидал, что создавшееся безвыходное положение подготовит почву, которая позволит Америке выступить в роли арбитра, предлагающего разумное решение. На самом деле рурский кризис завершился победой Франции. Германия была обессилена как никогда раньше. Обеспокоенность тем, как Франция воспользуется своей победой, вынудила США и Британию вновь вступить в эту европейскую игру. Америка не могла оставаться в стороне, наблюдая за тем, как Франция делит Германию, или, действуя заодно с такими, как Стиннес, создает новый мощный промышленный комплекс, способный однажды затмить даже американскую экономическую мощь [1335] Link, Stabilisierungspolitik, p. 206–207. . 11 октября Хьюз вновь подтвердил условия, изложенные в его выступлении в Нью-Хейвене в декабре прошлого года. США поддержат проведение экспертного расследования. Эту новость с радостью подхватили в Лондоне [1336] A. Orde, British Policy and European Reconstruction after the First World War (Camtiridge 1990), p. 244. . Оставалось узнать, как к этому отнесутся французы.