Адам Туз - Всемирный потоп. Великая война и переустройство мирового порядка, 1916–1931 годы

Националисты ответили митингами протеста с требованием проведения референдума. Это позволило Адольфу Гитлеру придать новый импульс своему движению, которое после катастрофического провала на выборах в рейхстаг 1928 года, казалось, постепенно уходило в небытие [1454] B. Fulda, Press and Politics in the Weimar Republic (Oxford, 2009), p. 144–1446. . Но бунтовщики потерпели поражение и на этот раз. «Нет» сказали лишь 14 % избирателей. Депутаты-националисты вновь стыдливо проголосовали таким образом, чтобы план Юнга получил сверхквалифицированное большинство, необходимое для его ратификации. Еще одной победой практической дипломатии стало то, что союзнические войска покинули Рейнскую область на пять лет раньше предусмотренного срока.

Этой видимой нормализации обстановки соответствовали и те положения плана Юнга, которые требовали все более строгой финансовой ортодоксальности по мере восстановления суверенитета Германии. Система защиты трансфертов, за которой с 1924 года следил находившийся в Берлине американский агент по репарациям, была ликвидирована. Отныне Германия сама несла ответственность за свой платежный баланс. Теперь выплаты направлялись не в Комиссию по репарациям, а в новый международный клиринговый дом, получивший название Банка международных расчетов. Это предъявляло новые требования к финансовой дисциплине, что вполне устраивало германских консерваторов. В марте 1930 года социал-демократы были вынуждены покинуть межпартийную коалицию, которая сформировала правительство, действовавшее с 1928 года. Пришедшее ему на смену правительство партии Центра под руководством Генриха Брюнинга приступило к долгосрочной трансформации Веймарского государства [1455] H. Mommsen, The Rise and Fall of Weimar Democracy (Chapel Hill, NC, 1996). . Конечной целью был пересмотр Версальского договора, но для достижения этой ревизионистской цели использовались конформистские подходы. Германия освободится от пут политической задолженности, возродив свою конкурентоспособность. Из дефляционной чистки она выйдет такой же, какой была до 1914 года, – ведущим мировым экспортером, окончательно освободившимся от финансового наследия войны.

Зимой 1929/30 года Германия вплотную занималась репарациями. Тем временем Британия и Америка готовились вернуться к вопросу о глобальном разоружении. 21 января 1930 года в роскошном зале палаты лордов состоялось заседание второй Лондонской морской конференции. Церемония открытия конференции транслировалась в прямом радиоэфире по всему миру и стала сенсацией на расстоянии 5 тысяч миль – в Японии. Впервые мировая общественность имела возможность непосредственно следить за ходом столь важного события в средствах информации [1456] F. R. Dickinson, World War I and the Triumph of a New Japan, 1919–1930 (Cambridge,2013), p. 185–186. . Время проведения конференции выбралось с учетом того, что истекал срок действия системы, созданной десять лет назад в Вашингтоне. В 1931 году с отменой нового соглашения Британия, США и Япония были готовы построить 39 линейных кораблей общей стоимостью около 2 млрд долларов. Ограничения, относившиеся к линейному флоту и согласованные в Вашингтоне, не помешали тому, чтобы с 1922 года со стапелей сошли крейсеры, эсмины и подводные лодки общим водоизмещением почти в 1 млн тонн. На рассмотрении Конгресса находился проект бюджета, предусматривавший значительные ассигнования на развитие военно-морских сил. Все это явно противоречило насущной необходимости проведения дефляции. Поэтому в Лондоне страны «Большой тройки» согласились не ограничиваться только линейным флотом, но принять решение о действительно всеобъемлющем ограничении морских вооружений.

2 апреля 1930 года правительство Ямагути заявило о готовности пойти на компромисс, а именно – принять соотношение, составлявшее почти 10:10:7, для крейсеров и других вспомогательных кораблей, что стало крупным достижением конференции. Это оказалось еще большим, по сравнению с Вашингтонской конференцией 1921 года, триумфом японских гражданских политиков и дипломатов над военными, занятыми в тот момент Китаем и потерявшим всякую веру в добрую волю Америки. Но независимо от стратегических оценок сомнений относительно общего дефляционного императива не было. В администрации Гувера подсчитали, что Соединенным Штатам удалось сэкономить 500 млн долларов [1457] Adler, Uncertain Giant, p. 130. . Для Японии, приступившей к строительству крейсера в 1921 году, решения конференции означали полное прекращение строительства флота. В общей сложности в течение шести последующих лет Япония имела право построить новые корабли общим водоизмещением лишь 50 тысяч тонн. Военно-морское лобби негодовало. Воспользовавшись тем, что в оппозиции находилась партия Сейюкай, выступавшая за увеличение расходов, лоббисты использовали Лондонскую морскую конференцию, чтобы провести «самую важную конституционную битву» со времени начала периода Тайсё в 1913 году [1458] R. Sims, Japanese Political History Since the Meiji Renovation: 1868–2000 (London, 2001), p. 150. . Но премьер-министр Осахи Ямагути, несмотря на отставку начальника генерального штаба японского флота адмирала Като Канзи и по меньшей мере один случай ритуального самоубийства среди младших офицеров, не изменил своей позиции [1459] I. Gow, Military Intervention in Prewar Japanese Politics: Admiral Kato-Kanji and the «Washington System» (London, 2004), 249–266, и J. W. Morley (ed.), Japan Erupts: The London Naval Conference and the Manchurian Incident, 1928–1932(New York, 1984). . Бюджет неумолимо требовал сокращения расходов. Премьер-министр пользовался поддержкой значительного большинства в парламенте и мог рассчитывать на поддержку ветерана, президента Тайного совета императора, известного своими прозападными настроениями и либерала, принца Сайондзи [1460] L. Connors, The Emperor’s Adviser: Saionji Kinmochi and Pre-War Japanese Politics (Oxford, 1987), p. 117–126; T. Mayer-Oakes (ed.), Fragile Victory: Saionji-Harada Memoirs (Detroit, IL, 1968). . Несмотря на вызовы со всех сторон правительство Ямагути продолжало выступать на стороне Лондона и Вашингтона в вопросах политики обеспечения безопасности и возврата к золотому стандарту. 28 октября 1930 года проходили торжества по поводу подписания Лондонского договора о морских вооружениях, с которых велась трансляция по радио на все три страны. В ходе этой трансляции с заявлениями, в которых отмечалось значение этого события для мира во всем мире, выступили японский премьер-министр Ямагути, британский премьер-министр Рамсей Макдональд и президент США Герберт Гувер.

Как и девять лет назад, на переговорах в Лондоне несговорчивость проявили французы [1461] R. Boyce, The Great Interwar Crisis and the Collapse of Globalization (Basingstoke, 2009). . И у них были основания считать, что вопросы безопасности их страны остаются без внимания. Располагая флотом, едва ли равным одной трети того, что имелось у Британии или Америки, Франция должна была выбирать между защитой собственного атлантического побережья и патрулированием Средиземного моря на случай действий со стороны Муссолини, который в открытую выказывал свое презрение ко всему процессу разоружения. Франция не собиралась соперничать с Британией или Соединенными Штатами. Напротив, для Франции было важно связать разоружение с более конкретными обязательствами в сфере обеспечения безопасности, чем те, которые предусматривались Лигой Наций или пактом Келлога – Бриана. Если Лондон и Вашингтон хотели провести разоружение на море, то Франция хотела, чтобы то, что оставалось от королевского флота, было в состоянии обеспечить ее оборону.