Николай Коняев - Игрушки императоров

Но никакие предосторожности не помогали.

Однажды Алексей влез на скамейку в классной комнате, поскользнулся и упал, стукнувшись коленкой об угол.

"На следующий день он уже не мог ходить. Еще через день подкожное кровоизлияние усилилось, опухоль, образовавшаяся под коленом, быстро охватила нижнюю часть ноги. Кожа натянулась до последней возможности, стала жесткой под давлением кровоизлияния, которое стало давить на нервы и причиняло страшную боль, увеличивающуюся с часу на час".

Странное ощущение охватывает, когда смотришь на сохранившиеся игрушки Алексея.

Вот заводной аист, вокруг которого хороводом бегают зайцы…

Вот огромное пасхальное яйцо.

Яйцо открывается, в одной половинке-футляре — деревянная статуэтка гусара, в другой — лейб-гвардейца… Фигурки солдат можно вынуть, потом аккуратно уложить назад в яйцо-футляр, накинуть защелку и убрать яйцо в шкаф, где уже стоит грустный аист с неподвижно застывшими вокруг него зайцами.

На эти игрушки действительно можно было только смотреть…

Царевича Алексея берегли от игрушек, но невозможно было уберечь наследника престола от войны, от революции…

Впрочем, невозможно было оградить от войны ребенка, все существо которого, при "полном отсутствии гордости наполняла мысль о том, что он — будущий царь"…

1 октября 1915 года император выехал с наследником престола в Ставку.

"Отправились с Алексеем в действующую армию. Много сидел с ним и играл в его отделении, — записывал Николай II в своем дневнике. — Ужасно уютно спать друг против друга; я молюсь с ним каждый вечер, с той поры как мы находимся в поезде, он слишком быстро читает молитвы и его трудно остановить, ему страшно понравился смотр, он следовал за мною и стоял все время, пока войска проходили маршем, что было великолепным…" Об этом же вспоминает и В. И. Воейков…

"2-го октября 1915 года. Его Величество сделал в Режице первый смотр войскам после вступления Своего в Верховное водительство армией. Следуя с весьма серьезным выражением за Государем шаг за шагом, Алексей Николаевич сиял от восторга. По прибытии в Могилев Его Величество, к большому удовольствию наследника, приказал поставить его кровать в своей спальне. Алексей Николаевич вставал на полчаса раньше Государя и аккуратно приходил каждый день меня будить в мою комнату.

Выпив утром в столовой кофе немного раньше государя, Наследник Цесаревич начинал свои занятия. Преподавателями его были П. В. Петров, А. А. Жильяр и мистер Гипс…"

По различным свидетельствам, Алексей держался в Ставке мужественно и никогда не жаловался на усталость.

"Его присутствие дает свет и жизнь всем нам, включая и иностранцев… — записывает Николай II 6 октября 1915 года. — Перед вечером мы выезжаем (по утрам он играет в саду) либо в лес, либо на берег реки, где мы разводим костер, а я прогуливаюсь около. Я поражаюсь, как много он может ходить, а дома не жалуется на усталость. Спит он спокойно, я тоже, не смотря на яркий свет его лампадки…"

Два месяца провел царевич Алексей в Ставке, пока не простудился и не начал чихать… У него пошла носом кровь, которую только 6 декабря (уже в Царском Селе) смог остановить Григорий Распутин.

Сохранилась фотография детской царевича Алексея…

Возле чума две корякские лодки, дальше на небольшом подиуме, как в хорошем музее, модель железной дороги и броненосца, пирамида с игрушечными винтовками, модели орудий…

Под потолком аэропланы с широкими крыльями.

Вот такая странная, больше похожая на музей, чем на комнату, в которой играет ребенок, детская…

Но, впрочем, странность рождалась и от другого.

Разглядывая невиданное пасхальное яйцо, я думал, что ведь не игрушки убили царевича Алексея…

В детской, глядя на корякские лодки возле чума, писал царевич Алексей письмо вдогонку уехавшему в действующую армию отцу:

"Дорогой мой, милый папа! Приезжай скорей. Спи хорошо. Не скучай. Пишу тебе самостоятельно, надеюсь, что кори у нас не будет и я скоро встану. Целую 10 000 000 раз. Будь Богом храним! А. Романов".

Было это 22 февраля 1917 года…

Перечитывая дневники Николая II того времени, поражаешься мужеству и самого императора, и больного царевича Алексея, с которым держались они, оказавшись под арестом…

"5 апреля. Утром погулял. Днем работал с Алексеем… Смотрело на нас немного народу. Воды было много, она переливалась через каменные плиты. До обеда читал свою книгу, а вечером Татьяне вслух.

3 мая. У Алексея болела рука, и он пролежал целый день. С утра до вечера лил дождь, очень полезный для появляющейся растительности…"

Обид на притеснения охраны Николай II как бы не замечает. Не позволяет себе замечать.

Только 8 июня, когда солдаты отберут детскую винтовку Алексея, которой тот играл на острове, Николай II возмущенно запишет: "Хороши офицеры, которые не осмелились отказать нижним чинам".

И снова дневник заполняют прогулки, тихие летние вечера, катание на лодке, работа в парке.

"В мае, когда потеплело, начал работать в огороде, занимался с Алексеем географией, историей, катался на лодке и велосипеде, по вечерам читал детям вслух книги на английском и французском языках.

25 мая начал читать вслух "Графа Монте-Кристо". Чтение романа затянулось на целый месяц."

Счастливые семейные вечера в гостиной Царскосельского дворца…

И никто из внимавших рассказу о приключениях заточенного на острове графа не знал, что уже скоро и им предстоит отправиться в долгий и страшный путь. Никто не знал, что всем им остается жить ровно один год…

Уезжали из дворца спокойно, точно ехали на отдых в Крым… 31 июля, когда уезжали в Тобольск, "красив был восход солнца, при котором мы тронулись в путь".

Железная самодисциплина, предельная строгость к себе, мужество и бесстрашие делали удивительные вещи. В дневниках нет ни рефлексии, ни каких-либо сожалений. Николай II живет каждый день, как и положено жить христианину, готовым к тому, что этот день будет последним для него. Разумеется, он не думал об этом, вернее, не позволял себе думать. Каждый день встречал он с радостью и жил этот день с тем предельным наслаждением, которое не омрачается никакими пустыми и несущественными хлопотами о суетных проблемах…

А вот запись, сделанная 31 марта настоятелем Феодоровского собора Афанасием Беляевым:

"Царевич Алексей болел, на службе сидел в креслах одетый в голубой халатик, обшитый по краям узорчатой тесьмой…

Как шла исповедь, говорить не буду… Впечатление получилось такое: дай, Господь, чтобы и все дети нравственно были так высоки, как дети бывшего царя. Такое незлобие, смирение, покорность родительской воле, преданность безусловная воле Божией, чистота в помышлениях и полное незнание земной грязи — страстной и греховной — меня привели в изумление, и я решительно недоумевал: нужно ли напоминать мне, как духовнику, о грехах, может быть, им неведомым и как расположить к раскаянию в неизвестных для них грехах…"