Пьер Ренуччи - Клавдий. Нежданный император

Покинутый немногими войсками, бывшими в его распоряжении, не придя к согласию по кандидатуре преемника, сенат больше не имел пространства для маневра. Он мог теперь лишь утвердить выбор преторианцев. Это был тяжелый удар по его авторитету, однако такая развязка имела и свои преимущества. После полного конфликтов правления Калигулы пришествие Клавдия позволяло хотя бы надеяться на нормализацию отношений. И потом, совершенно верно, что личность нового избранника была способна утишить страхи и обезоружить возражения. Считали ли его дурачком, не способным властвовать, ученым, обжорой или всем этим, вместе взятым — по меньшей мере он будет добрым правителем, а не жестоким тираном.

Такова, во всяком случае, реконструкция событий тех двух дней на основе довольно неточной историографии Иосифа Флавия, Светония и Диона Кассия. Первый, самый словоохотливый из всех, выводит на первый план Ирода Агриппу, выставляя Клавдия напуганным и нерешительным; второй рассказывает о возвышении кретина в столь комичной манере, словно это сцена из пьесы Плавта; третий ограничивается нейтральным и легким пересказом. Все трое основываются на источниках, явно созданных по горячим следам, перерабатывая их в соответствии с личными пристрастиями. Этим объясняются довольно значительные расхождения, усложняющие задачу современному историку. Несомненно, должна была существовать официальная версия, но ее след утерян. В ней наверняка описывалось бегство Клавдия после убийства племянника, защита, оказанная ему преторианской гвардией, а в результате — внезапное возвышение, к которому он не стремился.

Возникает и еще одна проблема. Исходя из историографии, складывается впечатление, будто Клавдий не пользовался никакой поддержкой ни в сенате, ни в правительственных кругах, но это невозможно. Известно, например, что императорский вольноотпущенник Каллист ставил на Клавдия. Сообщив, что этот министр был замешан в заговоре, Иосиф Флавий уточняет, что он предупредил Клавдия о намерении Калигулы его отравить. Однако, по словам иудейского историка, Каллист все это выдумал, чтобы снискать благорасположение Клавдия. Это явный намек на то, что Каллист предчувствовал его приход к власти и входил в число его сторонников. Другие «министры» наверняка последовали его примеру.

Имелись сторонники и среди сенаторов, начиная с тех, кто был связан с семьей Германика узами дружбы. В социальном и политическом смысле слово amicitia (дружба) означало в Риме, и в особенности в высших сословиях, связи любого рода, соединявшие двух человек, а через них — две семьи. То есть это была и общность интересов, и дружба в повседневном значении этого слова. Клавдий мог, таким образом, опираться на многочисленных «друзей» своего отца или на их потомков, а также на тех, кто не хотел исчезновения баловавшей их династии. Получается, что из личной симпатии, из убеждений или объективной реальности (одно не исключает другого) многие сенаторы должны были быть настроены в пользу Клавдия, надеясь извлечь выгоду из нового царствования. Этим и объясняется отсутствие большинства сенаторов на втором заседании 25 января. Молчание для весьма значительной фракции этого «болота» было способом предоставить событиям развиваться в пользу Клавдия, но при этом не подставляться, прямо выразив свою поддержку: вдруг дело обернется иначе.

Это наводит на вопрос, мог ли Клавдий прямо или косвенно участвовать в заговоре. Историография на это даже не намекает, но это ничего не значит. Древние авторы слишком старались представить его простофилей, чтобы признать за ним даже крошечную роль, которая противоречила бы этому образу. При всем этом маловероятно, чтобы он принимал деятельное участие в заговоре. Самое большее, что ему сообщили о желании кое-кого избавиться от Калигулы. Чтобы представить себе возможное поведение Клавдия, надо помнить, что каждый знал: Калигула — не навсегда. Конечно, он раскрыл два заговора, но никто, даже, наверное, он сам, не считал, что он умрет от старости. При таких условиях можно предположить, что Клавдий задействовал свои связи — не для того, чтобы ускорить объявленную смерть, а чтобы поспособствовать собственному восшествию на престол, когда это произойдет. Такой человек, как Каллист, архетип «серого кардинала», наверняка этому способствовал — с одной стороны, вербуя друзей, а с другой — лично участвуя в заговоре, если, конечно, утверждения историографов верны. Но Клавдий наверняка не был в этом замешан, и планы заговорщиков в любом случае были ему неизвестны. Иначе как объяснить, что в день убийства он оказался в самой гуще событий, рискуя лишиться жизни? Весьма вероятно, что он исподволь предоставил действовать своим сторонникам, чтобы не иметь отношения ни к каким интригам и выйти сухим из воды в случае провала. Примеров такой тактики в истории полно. Если допустить эту гипотезу, его «эвакуация», как мы сказали бы сегодня, была вовсе не случайной. Грат со товарищи, скорее всего, выполняли приказ одного или обоих префектов претория, начальников стражи.

Имя одного из них — Аррецин Клемент — нам известно, другой остался безымянным. Однако Иосиф Флавий сообщает, что Херея пытался вовлечь Клемента в заговор, но тот лишь одобрил проект, посоветовав хранить его в полной тайне и действовать только наверняка. Короче, согласно этой версии Херея получил благословение своего начальника, но не деятельную поддержку. О поведении другого ничего не известно, но оно, наверное, было таким же. Ясно одно: ни один из префектов прямо не участвовал в убийстве, но оба позволили ему свершиться, а это уже соучастие. Тем более что они, вероятно, облегчили задачу убийцам, убрав стражу Калигулы.

Сегодня некоторые историки теряются в догадках по поводу того, который из префектов приказал взять Клавдия под защиту. Вопрос возник в связи с тем, что как только преторианцы провозгласили Клавдия императором, он заменил одного из префектов Руфрием Полионом. Из этого делают вывод, что не отдавший приказ был таким образом наказан, значит, приказ отдал другой. Но это не факт. Для назначения Полиона могли быть и другие причины: например, преклонный возраст Клемента (об этом упоминает Флавий), который уже не смог бы повести солдат в бой, если бы возникли осложнения с сенатом. Лучше признать, что мы ничего не знаем.

Октавиан мог оправдать свой государственный переворот защитой Запада от угрозы со стороны Клеопатры и предателя Антония. Для той войны не только сенат предоставил ему полные полномочия, но и весь народ Италии поклялся ему в верности, сделав верховным вождем. Избавившись от своего соперника, он, напомним, смог притвориться, будто слагает с себя полномочия, чтобы сенат умолял его оставить бразды правления в своих руках. Так родился принципат — не что иное, как возобновление полномочий, полученных законным путем, с формального согласия сената.