Пьер Ренуччи - Клавдий. Нежданный император

Теперь можно было приступать к военной фазе, но только так, чтобы ей не помешали римляне: не будем забывать, что Митридат был их союзником. Для захвата Армении нужен предлог. Но в тот момент Иберия сама воевала со своей соседкой Албанией и обратилась за помощью к Риму. Фарсману пришла в голову мысль раскрыть Клавдию глаза на мнимый сговор Митридата с врагом и отдать армию вторжения под командование энергичного Радамиста. Разумеется, старый царь понимал, что долго дурачить Империю не удастся, поэтому надо действовать быстро, не дожидаясь разрешения, чтобы поставить ее перед свершившимся фактом. Под предлогом срочной необходимости иберы внезапно вторглись в Армению, вынудив Митридата, преданного своими вассалами, укрыться в Горнеях — крепости, где находился римский гарнизон.

С горечью, к которой примешивается гнев, Тацит рассказывает нам о том, как бесславно римляне сдали несчастного царя его племяннику. Чести им это, конечно, не делает. Но, увы, надо признать, что у них не было выбора: Рим в очередной раз угодил в ловушку собственной стратегии отстраненности, показавшей свою несовершенность в Германии. Посмотрим, как было дело. Сначала Радамист осадил Горней. Уже это указывает на «вольность», которую позволил себе по отношению к Риму царевич из далекой страны, считавшейся союзной. Однако Радамист не слишком упорствовал: с одной стороны, он не владел искусством осады, а с другой — не хотел настроить римлян против себя, желая, чтобы они признали его новым царем Армении. Он предпочел вести переговоры о выдаче Митридата с командирами римлян. Те же не были военачальниками высокого ранга. Начальник гарнизона был всего лишь префектом, то есть в данном случае — командиром когорты вспомогательных войск [43] Вспомогательные когорты были двух типов: по шесть центурий, которыми командовал префект, и по десять центурий под командованием трибуна. . Помощник его был центурионом. Вот что значит отстраненность: судьба царя и Армении оказалась в руках людей, которые сегодня носили бы звание майора или в лучшем случае полковника (префект) и капитана (центурион). Тацит рассказывает о конфликте между ними. Алчный префект Целий Поллион готов был сдать царя за деньги, предложенные Радамистом, а центурион Касперий отказывался. Кстати, Митридат с самого начала не доверял префекту, зная о его продажности, к тому же тот соблазнил одну из его наложниц… Не знаем, развлекался ли Поллион с придворными дамами и принимал ли время от времени «небольшие подарки». Точно так же нам не известно, раздавал ли сам Митридат щедрой рукой эти подарки натурой и звонкой монетой. Но как иначе можно объяснить, почему он был столь хорошо информирован. Без сомнения, Поллион не рискнул бы в открытую продать царя и Армению в обмен на личное обогащение. Это гарантировало бы ему смертную казнь в очень скором времени. Зато нам точно известно, что Радамист пытался с помощью подкупа добиться выдачи ему Митридата и передачи трона, посулив деньги не лично префекту, а Империи. Поллион, чувствуя, что не сможет выдержать долгую осаду, возможно, решил согласиться — и столкнулся с возражениями своего помощника.

Во всяком случае, читая между строк, мы увидим, что оба римлянина наилучшим образом использовали то небольшое пространство для маневра, что находилось в их распоряжении. Ибо их положение, хотя Тацит упоминает об этом вскользь, было почти безнадежным. Крепость в армянской глуши, полностью изолированную, где провианта в обрез, защищали только армянские вспомогательные войска. Армяне — хорошие солдаты, но мы сомневаемся, что они с восторгом позволили бы себя перебить за Митридата. Давно привыкшие к дворцовым переворотам и вмешательству иноземных держав, они вряд ли видели большую разницу между нынешним царем и претендентом. Тем более что, напомним, ни тот ни другой не были армянами. Префект и центурион поступили так, как поступают в безвыходном положении: стали тянуть время. У них оставался последний козырь: Радамист предпочел бы полюбовное соглашение с римлянами. Было решено, что Касперий отправится к его отцу в Иберию для переговоров. Фарсман принял его любезно, дипломатично наговорил много слов, но втайне отправил сыну приказ без промедления захватить крепость любыми способами.

Тогда префект разыграл последнюю карту. Он знал, что крепость падет прежде, чем его начальство, предупрежденное центурионом, успеет прислать подкрепления из Сирии или Каппадокии… если вообще пришлет! Однако Поллион не мог выдать Митридата без его согласия: это значило бы уронить престиж Рима, а такого бы ему не простили. В конце концов ему удалось убедить царя довериться своим родственникам: разве Фарсман ему не брат и тесть? А сам он, Митридат, разве не приходится дядей и тестем Радамисту? Их соединяет столько уз! Чего бояться? Тацит утверждает, что одновременно Поллион тайком подкупил солдат, чтобы те потребовали мира и царь понял, что у него нет другого выхода, кроме как отдаться в руки своей родни. Возможно. Возможно также, что, дабы успокоить солдат, готовых взбунтоваться, Поллион «выплатил награды», пообещав уладить дела между Радамистом и Митридатом. Пойди узнай… На самом деле всё зависит от того, как представить историю. А Тацит как раз от начала и до конца рисует ее самой черной краской, чтобы виднее был вред политики отстраненности. Ему надо доказать, что эта стратегия, зачастую ставившая Империю в положение слабого, вынуждала ее представителей идти на сделки, подлость и даже продаваться. Конфликт между префектом и центурионом принимает в этом ключе драматический оборот. В рассказе Тацита он превращается в аллегорию битвы между честью и позором: Радамист «подкупает алчного Поллиона, несмотря на то что Касперий заклинал того не предавать вероломно и корыстно царя-союзника и Армению, отданную ему в дар римским народом». Но порочный начальник одерживает верх над своим доблестным подчиненным. Метафора обретает смысл: честь подчиняется позору, как центурион — префекту.

Митридат согласился отдаться во власть своего племянника по настоянию римлянина. Это первый глоток стыда. Радамист пообещал не убивать его — ни мечом, ни ядом. Он сдержал обещание. По прибытии в священную рощу, чтобы официально заключить мирный договор, он задушил дядю. Не зная, что делать с царицей, своей родной сестрой, и с малолетними детьми, он послал за распоряжениями к Фарсману. Властолюбие старого царя возобладало над отцовской любовью, и он дал ответ. В соответствии с его пожеланиями его дочь удушили. Что же до внуков, то, поскольку никто не клялся не губить их мечом, их прирезали. Фарсман, однако, избавил себя от неприятности присутствовать при их умерщвлении. На него порой находила деликатность…