Коллектив авторов - История биологии с древнейших времен до начала XX века

К геологии шеллинговский принцип развития был применен Стеффенсом, высказавшим идею о том, что наша планета приобрела свой нынешний облик, и органическая жизнь на ней могла появиться лишь в результате постепенного развития. Идеи натурфилософии Шеллинга и его последователей оказали влияние на ученых не только Германии, но и других стран, в частности Франции и России.

Если философия Просвещения видела высшую способность человека в разуме, мышлении и соответственно высшим завоеванием человека считала знание, то в первой половине XIX в. появляются попытки переосмыслить и этот тезис. Просвещения и усмотреть важнейшую способность человека в воле. Эти попытки имели место как во Франции в учении Мен де Бирана, так и в Германии — у Шеллинга в более поздний период его творчества, начиная с «Философского исследования о сущности человеческой свободы» (1810), у Франца Баадера, а также у Артура Шопенгауэра, который в сочинении «Мир как воля и представление» (1819) изложил систему волюнтаристской философии, послужившей основой позднейшего волюнтаризма Ницше, Клагеса и др.

Акцент на понятии воли содержался уже в философии Канта, Фихте и раннего Шеллинга, но у них воля выступала как добрая, нравственная сила — недаром Кант называл ее «практическим разумом». Что же касается Шопенгауэра, то у него воля предстает как темный, непросветленный порыв, как слепое влечение, для которого не существует различия добра и зла. Воля у Шопенгауэра является метафизическим началом, лежащим в основе мироздания.

Несколько иначе истолковывает волю Мен де Биран. У него это понятие является скорее психологическим — он исследует проявления воли в деятельности человеческого сознания, полемизируя при этом с представителями философии XVIII в., которые рассматривали сознание главным образом как пассивное отражение реальности. Эта идеалистическая концепция была тесно связана с романтизмом первых десятилетий XIX в. Выступая против ассоцианистских теорий в психологии, Мен де Биран положил начало борьбе против механицизма в науках о душевной жизни; его идеи развивали далее его друзья А. Ампер и В. Кузен. Последний соединил идеи Мен де Бирана о учением Шеллинга, а позднее Гегеля. Недостатком психологии, как ее понимали Мен де Биран, Кузен и другие, было то, что она, подобно натурфилософии Шеллинга и Окена, мало опиралась на эмпирические исследования, почему ее построения не были строго научными.

Против волюнтаристской тенденции в психологии выступил уже в 50-х годах Джон Стюарт Милль, вернувшийся к принципам ассоционистской психологии Юма. Преимуществом принципов Милля было то, что он возвращал психологию на путь эмпирических исследований. К концу первой половины XIX в. намечается отделение психологии от философии, которое во второй половине века все более прогрессирует.

В начале 30-х годов XIX в. оформляется в самостоятельное течение философской мысли позитивизм. В гносеологии это течение по сути дела продолжило традицию агностицизма Юма и Канта, провозгласив лозунгом науки отказ от попыток проникновения в сущность природных и социальных процессов, исследования причин явлений как в принципе непостижимых. Задача познания ограничивалась обобщенным описанием фактов. С точки зрения «позитивной философии», т. е. философии «положительного», неспекулятивного знания, теоретическое мышление, построение теорий, гипотез и т. д. не может дать «положительных» результатов, и частные науки как естественные, так и общественные, призваны собирать, систематизировать и классифицировать данные опыта, фиксируя те связи между явлениями, которые представляются «очевидными». Позитивисты считали, что наука может и должна отвечать лишь на вопрос «как», но не на вопрос «почему». Критерием истины они объявили здравый смысл большинства. Свою собственную роль позитивисты видели в классификации и обобщении наиболее важных достижений частных наук, в пропаганде этих достижений и в «искоренении» таким образом спекулятивных построений прежней философии.

Если критицизм Канта в известной степени имел значение как «средство» против поспешных спекулятивных натурфилософских построений, то позитивизм Спенсера и Конта уже не нес на себе подобной «нагрузки», хотя многие из естествоиспытателей воспринимали его именно как противовес идеалистической натурфилософии. В каком-то смысле позитивизм действительно был реакцией на спекуляции натурфилософии, но система «положительной философии», построенная на посылках агностицизма, не могла обернуться ничем иным, как догматизацией сложившихся к тому времени научных методов и освящением тогдашних результатов частных наук. Позитивизм в его систематизированном Контом и Спенсером виде (поскольку идеи, которые развивали эти философы, были уже довольно широко распространены в трудах многих естествоиспытателей, а также философов и социологов предшествовавших десятилетий), собственно, перестал быть философией; традиционные философские проблемы были объявлены бессмысленными, а новых, по существу, позитивисты не выдвигали.

Влияние этого направления на научное мышление не было связано с открытием новых подходов к познанию. Оно определялось, во-первых, соответствием позитивистского подхода к научному знанию буржуазно-прагматическим взглядам на науку как средством получения непосредственной производственной выгоды; во-вторых, тем, что очень многие естествоиспытатели видели в идеалистической философии начала века (и не без оснований!) лишь бесплодную схоластику, а в позитивизме соответственно решительного борца против этой схоластики; в-третьих, тем, что принципы позитивизма отвечали настроениям той части ученых, которые видели свою роль в науке в применении к новому эмпирическому материалу средств и методов, разработанных великими учителями и пропагандировавшихся позитивистами-философами (т. е. позитивистские идеи лежали, так сказать, в русле «консервативной науки»); в-четвертых, тем, что в социальных условиях, когда материализм подвергался гонениям, позитивизм мог служить его своеобразным суррогатом; в-пятых, энциклопедическая широта охвата конкретно-научных проблем, свойственная работам вождей этого направления — Конта и Спенсера, — была сама по себе притягательной силой для широких слоев интеллигенции.

Кроме того, если мы хотим понять причины широкого распространения позитивистских взглядов в науке XIX в., придется учитывать еще одно обстоятельство. Восприятие позитивистской философии естествоиспытателями сильно отличалось от ее действительного содержания. Эклектичность, свойственная позитивизму, позволяла некоторое время ученым самых различных взглядов видеть в нем воплощение, хотя бы частичное, их собственной позиции, собственного мировоззрения. Выдающиеся естествоиспытатели, которых было немало среди поклонников Конта и Спенсера, видели в этой философии то, что хотели видеть, т. е. подкрепление и подтверждение собственных взглядов. Они проецировали на позитивизм собственное видение мира, собственную методологию научного поиска.