Александр Зданович - Польский крест советской контрразведки [Польская линия в работе ВЧК-НКВД 1918-1938]

После разгрома в начале 1921 г. подпольных структур ПОВ на Украине Артузов (по личному указанию Ф. Дзержинского) должен был отстранить Сосновского от всех дел, имевших отношение к Польше. К сожалению, этого не произошло. Формально Сосновскому поручались только мероприятия по борьбе с контрреволюционными элементами, связанными с эмигрантскими организациями. Сосновский организовывал работу по репатриации из Турции группы бывших врангелевских офицеров и генералов во главе с Я. Слащевым. Часть из них была завербована (включая и самого Слащева), и Сосновский предложил создать на их базе легендированную монархическую группу для последующего выхода на белогвардейцев во Франции. Новой разработке присвоили экзотическое название «Корсиканцы» [512] РГАСПИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 318. Л. 49–51. . Предполагалось, что связь с эмигрантами пойдет через Польшу. По каким-то причинам данное дело развития не получило. Зато успешно продвигалась другая разработка — «С-2», нацеленная на Савинкова и его подручных в Польше. И в первом, и во втором случае польское отделение КРО ОГПУ к работе почти не привлекалось.

В литературе, посвященной советским органам госбезопасности и их контрразведывательной работе в 1920-х гг., имеются сведения о вербовке польского разведчика поручика Ковальского — руководителя резидентуры «0–5/1» в Москве [513] Папчинский А., Тумшис М. Щит, расколотый мечом. НКВД против ВЧК. М., 2001. С. 292. . В 1924 г. этот резидент явился к члену польской секции Коминтерна Гельтману (по другим данным, к ответственному секретарю Польского бюро Агитпропот — дела ЦК РКП(б) С. Дзержинской) и попросил организовать встречу с И. Сосновским, которого знал еще по работе во 2-м отделе ПГШ. Получив об этом информацию, заместитель начальника КРО ОГПУ и куратор польского отделения Р. Пиляр вынужден был в силу сложившихся обстоятельств подключить к неожиданно возникшей вербовочной ситуации не Науиокайтиса, а именно Сосновского. Успех вербовки сулил очень многое. Уже на первой встрече Ковальский сообщил, что более года возглавляет разведывательное отделение французской миссии в Москве, а после провала одного из польских разведчиков стал руководителем резидентуры «0–5/1» и получил на связь всех ее агентов [514] РГВА. Ф. 453к. Оп. 1. Д. 7. Л. 54. . Надо полагать, что Науиокайтису было сообщено о состоявшейся вербовке, однако нового агента ему на связь не передали. С ним встречались Артузов и помощник начальника КРО Ольский и Сосновский [515] ЦА ФСБ РФ. АУД № 8470. Т. 1. Л. 92. .

Еще более странным является тот факт, что разрабатывавшему ВАТ при польском представительстве 3-му отделению и персонально Науиокайтису не передали на связь польского военного атташе майора Тадеуша Кобылянского, завербованного при помощи Ковальского [516] Тумшис М., Папчинский А. 1937. Большая чистка. НКВД против ЧК. М., 2009. С. 329. . Можно лишь предположить, что получавшаяся от столь ценного агента оперативная информация о действовавших в Москве шпионах своевременно поступала в польское отделение для реализации. Скорее всего, Кобылянский давал и наводки на сотрудников польской разведки, работавших как в советской столице, так и в других городах нашей страны. Это давало возможность 3-му отделению КРО ОГПУ сковывать их активность, подставлять своих агентов и продвигать через них дезинформационные материалы о состоянии Красной армии, промышленности, транспорта и политической ситуации в СССР. Но все это было как бы вторичным от вербовочных успехов начальника 6-го отделения Сосновского.

В обслуживание 6-му отделению КРО передали военную школу красных коммунаров, где обучались в основном поляки, в том числе и бывшие военнопленные армии соседнего государства. В 1922 г. там была разоблачена подпольная националистическая организация, которой руководил бывший капитан польской армии Грудняк [517] ЦА ФСБ РФ. АУД № 8470. Т. 1. Л. 192. . Ее члены намеревались бежать в Польшу, захватив с собой секретные документы. Операцию проводило 6-е отделение КРО ОГПУ без участия коллег из польского отделения.

Проведение операции «Трест» было поручено 4-му (англо-саксонскому) отделению КРО. На первой стадии операцией руководил начальник этого отделения Кияковский. Как мы помним, он всего лишь год назад (в 1920 г.) был разоблачен и арестован Особым отделом ВЧК как заместитель главного резидента польской разведки Сосновского по Петрограду, перевербован, а позднее (так же как и Сосновский) по личному предложению Артузова стал штатным сотрудником советской контрразведки и вскоре назначен даже начальником отделения. Складывается впечатление, что 4-е и 6-е отделения КРО и созданы то были конкретно под этих людей. Учреждение специального отделения по работе в Великобритании и во Франции в структуре Иностранного отдела ВЧК-ОГПУ являлось логичным, поскольку эти державы считались вдохновителями всех антисоветских авантюр и стояли за спиной разведок Румынии и Польши, а также и спецслужб прибалтийских государств. Организация аналогичного отделения при создании КРО абсолютно не вызывалась необходимостью — ведь до 1924 г. дипломатических отношений между СССР и Великобританией и Францией не было, а следовательно, не было и соответствующих представительств, а также разведывательных резидентур на их базе. Лишь небольшой аппарат английской торговой миссии работал у нас в стране с 1921 г., и работа по нему не требовала больших кадровых ресурсов. Более того, сменивший Кияковского на посту начальника 6-го отделения В.А. Стырне в обзоре по материалам разработки «Трест» указал, что Ф. Дзержинский категорически запретил оперативную игру с английской разведкой в рамках операции, оценивая эту спецслужбу как более сильную на тот период времени, чем контрразведка ОГПУ. К этому стоит добавить, что Кияковский провалил вербовку крупного английского агента А. Житкова в Ревеле, а позднее вместе с ответственным сотрудником НКИД Логановским и известную историкам спецслужб операцию против эстонского посла в Москве А. Бирка [518] Последние новости, № 2425 от 12 ноября 1927 г. . Эти факты красноречиво свидетельствуют о том, что Кияковский хоть и являлся начальником отделения КРО ОГПУ, но не представлял собой крупную оперативную величину в советской контрразведке.

Здесь еще раз возвращусь к мысли о том, что в 1920-е гг. структура КРО ОГПУ не в полной мере отвечала требованиям реальной оперативной обстановки и, к сожалению, во многом формировалась под воздействием субъективных факторов. Приведенные выше данные, как представляется, подкрепляют мой вывод.

Возвращаясь к работе польского отделения КРО ОГПУ, напомню о том, что наибольших успехов оно добилось в 1922–1924 гг. и именно в работе по подавлению активности резидентур, действовавших под прикрытием дипломатических и иных представительств. Далее центр тяжести работы 3-го отделения переместился на польскую диаспору, католическое духовенство и кураторство органов госбезопасности Белоруссии и Украины. Конкретно в УССР контролировалась работа не только по консульским и иным представительствам Польши, но и по петлюровскому подполью, тесно связанному с польской разведкой. Что касается работы в Москве, то весь личный состав отделения (за исключением периферийной группы) был задействован в так называемых «альбомных делах». Название это пошло ориентировочно с 1926 г. от постоянно подготавливавшихся альбомов фотографий польских дипломатических документов, которые попадали в руки чекистов в результате проведения специальных оперативно-технических мероприятий. К сожалению, это в основном были политические и экономические отчеты, а не переписка резидентур польской разведки. Такое положение дел приводило к распылению сил и средств советской контрразведки, не давало возможности сконцентрироваться на вскрытии агентурных акций 2-го отдела ПГШ. Особенно ощутимым это стало после отбытия из Москвы двух особо важных агентов ОГПУ — сотрудника посольства Ковалевского и военного атташе Кобылянского. Они получили назначения в другие страны в 1926 и 1927 гг. соответственно. Никакой информации (кроме факта задержания в 1936 г. сотрудника 2-го отдела ПГШ «Альберта Рана») о реальных шпионских делах по польской линии с указанного периода и до начала массовых репрессий мне отыскать не удалось. Отсутствие новых оперативных данных после провала операции «Трест», с одной стороны, и возможность получать политико-экономические сведения по «альбомным делам» — с другой, вносили некоторую успокоенность в умы сотрудников польского отделения и некоторых их начальников.