Андрей Худяков - В.Грабин и мастера пушечного дела

Молча поздоровались. Он указал рукой на мягкое кресло около стола и сказал: «Василий Гаврилович! Приказ о вашем отстранении от работы в КБ и увольнении с завода я отменил. Завтра приступайте к исполнению своих обязанностей. До полного выздоровления устанавливаю для вас четырехчасовой рабочий день. Ежедневно будете отдыхать за городом. Мы арендуем для вашей семьи деревянный домик у дома отдыха «Зеленый город». С администрацией здравницы я уже договорился. О питании тоже. В ваше распоряжение выделяю легковую машину с шофером. Снабжение бензином на поездки за город завод полностью берет на себя. Вынужденный прогул, разумеется, мы полностью оплатим…»

Директор на минуту задумался и добавил: «Василий Гаврилович! Ради общего дела, прошу забыть, что произошло между нами! Прошу!»

Я поблагодарил Дунаева за приятную новость и задал ему только один вопрос: «Как вы поступите с Костиным? Вам должно быть очевидно, что мне с ним больше не работать!» «Он завтра выезжает в распоряжение наркомата», — ответил Дунаев.

— На этом мы расстались. Теперь, труженик печати, слушаю вас.

Выслушав мои новости, Василий Гаврилович задумался. Большое или малое дело он всегда обстоятельно обдумывал и только потом высказывал мнение.

— Ваше намерение, — начал он, — показать подготовку заводов к зиме слишком прямолинейно. Хорошо, вы опубликуете кучу статей и заметок корреспондентов. Вы будете выглядеть благопристойно. А что это даст для дела? Предвижу, очень мало или совсем ничего.

Попробуйте привлечь для выступления в городской газете директоров и руководителей служб. Например, с нашего завода начальников: паросиловой котельной — Ашина, электрохозяйства — Лиментуева и жилищно-комунального хозяйства — Жукова. В этом случае газета выиграет дважды. Во-первых, читатель узнает о делах, касающихся интересов всего населения, как говорится, из первых уст. Во-вторых, в случае чего, вам будет с кого спросить. А с кого спросите в январе-феврале, когда в щитовых домах температура опять будет на уровне шестнадцати градусов? Я уж не говорю о бараках. С ваших корреспондентов? С них взятки гладки. Впрочем, может быть, я ошибаюсь, но я верю, в газете должны выступить те люди, кто имеет власть и деньги!..

— С вашей логикой трудно не согласиться. Спасибо.

— Есть еще одна хорошая новость, о которой вы, наверное, не знаете.

— Буду рад услышать.

— В прошлом году в Сочи, я вроде вам говорил об этом, ко мне обратился сотрудник Главного артиллерийского управления Соркин с предложением спроектировать длинноствольную 76-миллиметровую танковую пушку. Все переговоры, хотя и были очень сложными — закончены. Так вот, мы наконец получили от ГАУ официальный заказ.

Проектом уже вплотную занимается группа конструкторов во главе с Петром Федоровичем Муравьевым. Над пушкой такого же калибра давно и настойчиво работают и наши конкуренты из Ленинграда. Нам особо тяжело — начальство в Главном артиллерийском управлении все же нам не доверяет. Кроме того, мы готовим пушку для среднего танка, а нам обещали прислать легкий танк БТ-7. Габариты боевого отделения этого танка меньше и потребуется большое инженерное искусство, чтобы все сделать так, как нужно.

— Василий Гаврилович, скажите, пожалуйста, какие у танковых пушек особенности и чем они отличаются от колесных?

— О-о! Она, грубо говоря, только стволом схожа с полевой пушкой. А в остальном у нее все должно быть свое. Смотрите, какие требования мы предъявляем к нашей пушке Ф-32? Она должна быть, как дивизионная Ф-22, полуавтоматической, иметь небольшой, строго ограниченный откат ствола и допускать стрельбу при переменных скоростях. У пушки должно быть удобным заряжение, хороший гильзоулавливатель и мощная лобовая защита.

Из стопки карандашей Грабин взял самый толстый двухцветный и показал, как должна вести себя пушка танка во время боя.

— Поняли? — спросил он.

— Понял, да не совсем. Как же танкист будет вести огонь, если танк то летит в яму, то спешит в гору?

— Он будет, конечно, останавливаться. Стрелять с выгодной ему позиции.

— Это плохо. Танк могут подбить.

— Вы правы. Огонь будет вестись и на полном ходу. Но это потребует высокой выучки экипажа. Поражение цели с ходу — сложнейшая техническая задача. На ее решение еще потребуется не один год. И, конечно, она будет решена.

Домой я ушел в приподнятом настроении. Чувствовал себя пусть и далеким, но все же соучастником создания первой мощной советской танковой пушки.

Грабин сегодня меня удивил. Выйдя из его дома на улицу, подумал: «Человек еле на ногах держится. Руки дрожат от слабости, и все же думает о новой технике. Откуда берется такая сила в русском человеке?»

В окнах бараков скоро вспыхнут огни, в сиреневых сумерках заиграла саратовская гармонь. По улицам и переулкам дальнего барачного городка весенним половодьем разлились чарующие переливы волжских страданий.

Мы с Львом Федоровичем сидим на еще теплой сушине когда-то поверженного весенним ураганом дерева. Курим. К нам подошел повечерять его сын Алексей. Хоровод мимо нас устремился к ручью под пышную ветлу, под которой даже в дождь сухо. Под ней испокон веку собиралась, пела и плясала молодежь. Здесь, у ручья, в деревне с ласковым названием Варя встречались влюбленные, а потом приходили их дети. И так из поколения в поколение…

Гармонист рванул перезвоны и затряс малиновыми мехами. Хоровод аж ахнул — вздохнули плясуны и плясуньи. Пошла в ход кадриль «Соломушка»: за руки, за плечи, за талию. Она всем доступна. У парня трепещет и млеет душа, когда павой плывет на него приглянувшаяся девушка.

Прошло более получаса, как я прочитал Кошелеву очерк «Кузнецы». Нетерпеливо жду, но он молчит, попыхивает самокруткой. Может быть, виденное нами веселье взяло его в плен и ему вспоминалась родная деревня в тверских лесах, за околицей жаркая кузница деда и около нее на лугу вот такой же шумливый цветник молодежи? И Левка Кошелев тогда увидел свою Настеньку, потом подарившую ему пять сыновей и дочь.

— Лев Федорович, что вы мне скажете? Давать о вас в газету рассказ или нет?

— От правды, конечно, не убежишь. Но зачем ворошить, что было со мной при царе? Кому это нужно? Такая жизнь была не только у меня. Подумай еще… Посмотри мастеров на «Красном Сормове». Там есть такие умельцы, их сиянью любая звезда на небе позавидует.

Я понял: убеждать старика бессмысленно. Мы пожали друг другу руки и разошлись.

Еще две недели в домашние часы отдыха я мучился с «Кузнецами». В воскресенье очерк опять понес к Кошелевым.

После чая, за которым я застал большую семью, Лев Федорович и его сын Алексей, тоже кузнец-инженер, слушали новую редакцию очерка.