Михаил Ростовцев - Общество и хозяйство в Римской империи. Том I

Отказавшись от регулирующего вмешательства в экономическую жизнь империи, Август проводил в этой области ту же политику, которой он придерживался в политической и социальной сфере. Оставляя нетронутыми существующие условия, он лишь немного модифицировал их там, где считал это необходимым. Так, его экономическая политика была политикой обновления и восстановления, что на деле означало ее приспособление к существующим условиям.

После смерти Августа власть перешла к его пасынку Тиберию, усыновленному им в последние годы правления. После Тиберия правил Калигула, сын его племянника Германика, за Калигулой — его дядя Клавдий, за Клавдием — Нерон, сын его второй жены Агриппины, одной из сестер Калигулы. Таким образом, власть в Риме приблизительно в течение ста лет оставалась в руках семейства Августа. Однако существовавший тогда принципат еще нельзя назвать наследственной монархией. И если власть в этот период переходила от одного члена семьи к другому, то этим они были обязаны популярности Августа в римской армии. Почти всех римских императоров I в. провозгласила армия, в первую очередь — преторианцы; исключение представляет один лишь Тиберий, которому, однако, армия незамедлительно присягнула. Согласно действующему праву и законам государства императоры получали власть из рук сената и народа Рима. На деле же принципат преемников Августа зависел от воли армии.

Это наверняка было понятно любому человеку в Риме, и лучше всех это понимали сами императоры. Они отдавали себе полный отчет в том, что их власть основана исключительно на родстве с Августом и на поддержке армии. Знали они и то, что теоретически любой представитель сословия сенаторов имел такое же право занимать должность высшего должностного лица империи. Знали — и соответственно действовали. Отсюда проистекал тот произвол, безжалостность и жестокость, с которыми они осуществляли свое господство в столице, их постоянный страх пасть жертвой заговора и планомерное уничтожение почти всех членов семьи Августа и целого ряда выдающихся представителей сенатской знати, — одним словом, все те кровавые преследования, которые так драматически описаны у Тацита. Отсюда же идет и их почти что подобострастное поведение в отношениях с преторианской гвардией и населением Рима. Отсюда же происходит та разнузданность и аморальность, которой они отличались в частной жизни. Они понимали, что играют роль «калифов на час». Все императоры династии Августа остро ощущали потребность в упрочении своей власти, в том, чтобы придать ей, кроме официального, еще какое-либо убедительное обоснование. Официально власть императора утверждалась решением сената, передававшего новому принцепсу все полномочия, которые принадлежали Августу как первому должностному лицу города Рима и Римской империи. Его преемники нуждались в каком-то высшем и одновременно более надежном подтверждении своих прав, относящемся не только к институту принципата, но и лично к носителю звания принцепса. По этой причине двое из преемников Августа, Калигула и Нерон, усиленно старались возродить культ императора и превратить его в государственное установление; теми же соображениями были продиктованы их попытки внушить населению империи религиозное отношение к особе правящего императора, для чего ему при жизни присваивали божественные титулы и атрибуты и отождествляли с определенными богами греко-римского пантеона, в частности Аполлоном и Геркулесом как покровителями культуры и защитниками людей от темных сил. Тиберий и Клавдий, высокообразованные люди, знатоки философии, отчетливо ощущали нелепость подобных притязаний и холодно относились как к лести, так и к проявлениям неподдельной религиозности, исходившим в первую очередь от восточных провинций. Позиция Тиберия со всей ясностью вырисовывается из текста одной надписи, недавно найденной в Лаконии при раскопках Гифейона, в которой содержится короткое письмо Тиберия: через специальных послов этот город направил ему предложение воздать божественные почести ему и его матери, и письмо представляет собой ответ Тиберия на это предложение. В нем император кратко высказывает тот же принцип, который подробно излагается у Тацита в знаменитой речи Тиберия перед сенатом. [99]С этой речью император выступил в ответ на прошение провинции Hispania Ulterior . Испания испрашивала позволения построить храм, посвященный императору и его матери. Основная мысль как речи, так и письма гласит: « Я — смертный человек, божественные почести подобают Августу, истинному Спасителю человечества ». Целый ряд подобных прошений, исходивших с Востока, послужил, очевидно, поводом для издания известного императорского эдикта, о котором говорится у Светония. [100]Такую же позицию выражает и Клавдий в письме к жителям Александрии: он решительно отказывается принимать божественные почести, мотивируя свой отказ теми же доводами. Однако даже Тиберий и Клавдий из политических соображений вынуждены были иногда принимать свою долю божественных почестей, в особенности когда дело касалось восточных и недавно присоединенных западных провинций. [101]

Однако кровавые жестокости, которыми отмечено правление Юлиев — Клавдиев, представляют собой лишь одну сторону жизни Римской империи после смерти Августа. Невзирая на кровавые события, происходившие в столице, в империи продолжался медленный процесс структурных изменений, начавшийся еще при Августе. Характерными явлениями этого процесса были постепенное развитие бюрократии и отстранение сената от административных функций, которые все больше концентрировались в руках императора. Самое важное заключалось в том, что император стал контролировать все государственные ресурсы, ему принадлежало исключительное право распоряжаться доходами государства и решать вопросы расходования этих средств. Установление прямых и косвенных налогов, сбор косвенных налогов, управление хозяйством государственных земель — все это постепенно сосредоточилось в руках императорской администрации. У сената в конечном счете осталось только право распоряжаться теми деньгами, которые поступали от городов и сенатских провинций в кассу римского народа.

С этой точки зрения правление Тиберия, а в еще большей степени примечательное правление Клавдия имели очень важные последствия. Было бы излишним повторять здесь свидетельствующие об исторической роли Клавдия факты, которые содержатся в исследованиях Отто Гиршфельда и других ученых. Во многих областях именно Клавдий сделал первые решающие шаги и создал предпосылки для всего последующего развития императорского чиновничества, в особенности при Флавиях и Антонинах. Об огромном внимании, которое он уделял мельчайшим деталям административного устройства, свидетельствует большое количество дошедших до нас надписей и папирусов, содержащих тексты его эдиктов и писем, а также множества документов, приводимых в наших литературных источниках. Самыми яркими примерами, пожалуй, могут служить фрагмента одного эдикта об организации императорской почтовой службы ( icursus publicus ) из Тегеи и упоминавшееся выше письмо к жителям Александрии. В последнем, где, в частности, обсуждается сложная проблема муниципальной организации Александрии (вопрос βουλή) и затрагивается щекотливая тема взаимоотношений живущих там евреев и греков, Клавдий выказывает необычайную осведомленность в этих вопросах, глубокое понимание существующих обстоятельств, которые он рассматривает не в теоретическом, а в практическом плане, а также тонкое чувство такта. Трудно даже представить себе, что такой человек мог в то же время быть покорной игрушкой в руках своих жен и вольноотпущенников. Совершенно очевидно, что все подписанные им документы либо составлены, либо тщательно отредактированы им самим, потому что в них всегда узнается не только один и тот же стиль, но и тот же образ мыслей и тот же индивидуальный метод аргументации. В действительности, как о том говорит Андерсон, дело обстояло так, что Клавдий попал под влияние своего окружения лишь в последние годы жизни, когда он все больше начал сдавать духовно, но, возможно, что и тут реальные обстоятельства были несколько преувеличены Тацитом и другими писателями из сенаторского сословия. [102]