Борис Никольский - Загадка гибели линкора «Новороссийск»

Личный состав БЧ-5 не покинул свои боевые посты, которые, как правило, располагались в машинно-котельных отделениях, в генераторных и насосных помещениях, а также в нижних помещениях и отсеках корабля… Практически все они погибли, до конца выполнив свой долг.

Там, где мы боролись с водой, ни офицеров линкора, ни офицеров с других кораблей я не встречал. Когда я выходил из носовой электростанции, то спросил в ПЭЖе у матроса — где командир дивизиона живучести Городецкий? Матрос ответил, что все пошли куда-то докладывать. Связь не работала ведь… А чуть раньше, перед посещением ПЭЖ, минут за 15 перед опрокидыванием, в одном из кубриков я встретился с секретарем партбюро линкора и просил его организовать вынос документов из какой-то канцелярии… вроде продовольственной или похожей… Папки с документами мешали нам крепить носовую переборку в кубрике… Организовав подкрепление носовой переборки, я вновь спустился на броневую палубу. Досадно было узнать, что последнюю переборку перед теплыми коридорами мы крепили напрасно. По левому борту находилась КАТС (телефонная станция), которую заменили на более мощную, и, чтобы ее вытащить, в этой последней водонепроницаемой переборке вырезали дыру. К моменту взрыва эта дыра не была заделана, и как следствие — вода получила свободный доступ вдоль левого борта по всей длине теплых коридоров. В такой обстановке, исчерпав весь аварийный запас леса, брусьев и т. п., я не смог сам сориентироваться, что делать дальше. Оставив аварийщиков в теплом коридоре возле входа в ПЭЖ, я спустился вниз, но там никого не застал. Вот тут-то ко мне подошел старший носового генераторного поста, о чем я написал выше. Когда я вновь поднялся в ПЭЖ и на нижнюю броневую палубу, проверил, как стоят подпоры на люках, а оставшимся матросам сказал, что все свое дело они сделали, спасибо. К этому времени уже часть матросов ушла, другая продолжала крепить носовую переборку выше — в кубрике… Я остался в этом районе один и хотел подняться выше к тем, кто крепил переборку выше — в кубрике, но не смог этого сделать сам. Крен был уже более 16 градусов. Я это заметил по кренометру, когда был в ПЭЖе. Мокрый по самое горло, я скользил по наклонной палубе в воду… И тут меня окликнул мой связной — старший матрос Левин. Он отстегнул ремешок нагрудного аккумуляторного фонаря и бросил мне конец ремня… С его помощью я подтянулся к трапу правого борта, по которому мы поднялись в следующее помещение, где меня ждали аварийщики, работавшие в кубрике. Здесь Левин мне сообщил, что поступила команда — “…прибывшим с других кораблей собраться на юте ”. Я поблагодарил матросов за их мужество, за добросовестное исполнение своего долга, и поднялся на палубу с правого борта между спаренными пушками “Минизими ”. На ют я не попал — не успел. Я прошел всего 15–20 метров по правому борту, как корабль начал опрокидываться. Успел схватиться за поручень трапа на ют, заметил, как стремительно промелькнул флагшток на фоне освещенных окон в домах за Угольной пристанью. За поручень трапа держался левой рукой, а за правую схватили меня матросы. Держался сколько было сил, но корабль опрокидывался, и на крене, близком к 60–90 градусов, пальцы разжались, и мы как виноградная гроздь полетели в море. Я падал спиною вниз и видел, как с накрывавшей меня палубы горохом сыпались в воду люди. Свет на палубе горел, и до сих пор слышится раздавшейся короткий, почему-то глухой, но по-звериному страшный тысячеголовый крик ужаса. И все… Корабль опрокинулся. Меня накрыло кораблем, и я в какой-то момент потерял сознание… Видимо, при ударе о воду… Сознание ко мне вернулось под водой, когда я почувствовал что- то рядом копошащиеся, толкающее ногами, руками. Сам попытался двигаться, но ничего из этого не получилось… Чувствовал, что грудь была прижата к чему-то плоскому, в это плоское давило со страшной силой вниз, и ощущение этой тяжести не могу забыть до сих пор… И это понятно, ведь давила сила — груза корабля с водой, при грубом определении в 45–50 тысяч тонн… Успел нахлебаться воды и вновь потерять сознание… Последняя мысль перед провалом в темноту: “Как глупо приходится погибать". И в считаные мгновения как кинокадры промелькнули — узкий луч света, который расширялся, и в нем стали заметны огромные пузыри воздуха… Прямо как детские надувные шарики… Видимо, я оказался на пути вырывавшегося из затапливаемых помещений воздуха. Воздух вырывался из затапливаемых помещений с такой стой, что как струей выдул меня из-под накрывшей палубы, оборвав все пуговицы на кителе и сорвав брюки. Считаю, что эти огромные воздушные пузыри способствовали вторичному возвращению сознания, попав каким-то образом в дыхательный орган во время последних конвульсивных движений ртом… Так, в мощной струе воздуха я был выброшен на поверхность, где-то в метре от возвышавшегося над водой днища линкора. Я не стал взбираться на днище — сработал рефлекс, что может засосать в воронку, надо отплывать… А глубина-то этого не позволяла… Это потом дошло до меня… Я отплыл, и вскоре почувствовал, что мне почему-то трудно плыть… Силы слабеют и слабеют… Хорошо, что рядом оказался баркас, только что подошедший к месту катастрофы, и с него бросили по воде на другой баркас пеньковый канат. Он удачно мне попал на локтевой сгиб, и я стал за него держаться. Матрос в синей форменке и черных брюках, до того державшийся за воротник моего кителя, отпустил меня и тоже схватился двумя руками за канат, и еще схватил его зубами… Ну а мне становилось все хуже и хуже… И тут я заметил на баркасе товарища по училищу Анатолия Рывкина и крикнул ему: "Толя!” Я не услышал своего голоса, и он, как потом мне рассказывал, — тоже не слышал… Но ему почудилось, что кто-то его зовет. Он стал всматриваться в воду и заметил возле баркаса что-то темное и, вроде, — в кителе…

Меня втащили в баркас и продолжали вытаскивать других. В этот самый неподходящий момент из меня начала выливаться набравшаяся внутрь морская вода, и я свесился головой и руками за борт баркаса.

И тут же из воды мои руки схватили те, кто искал какую-либо опору, и потащили меня вниз головой с баркаса… Анатолий Рывкин, который был рядом, успел схватить меня за ноги. Вот так и получилась трагичная, но комичная ситуация. Те, кто в воде, тащат за руки в воду, и голова моя окунается в воду… Анатолий на баркасе тянет за ноги вверх, но сил у него хватило только выдернуть голову из воды. Вот и тянули туда-сюда, — кто кого… Тут помогли матросы, которых уже было много на баркасе… Вместе с Рывкиным они окончательно вытащили меня и тех, кто держал меня за руки… Заполнив баркас поднятыми из воды людьми, Рывкин доставил нас на Госпитальную пристань.