Борис Никольский - Загадка гибели линкора «Новороссийск»

Итак, не взял на себя груз ответственности контр-адмирал Никольский и был назван Правительственной комиссией одним из виновников гибели линкора.

Причина, видимо, в психологическом факторе. Никольский не смог преодолеть того воинствующего барского хамства, что извергал на окружающих Пархоменко. Кроме того, не могла бесследно пройти та моральная травма, что была ему нанесена ему в 1943 году еще одним известным волевиком — адмиралом Арсением Головко, отдавшим на «съедение» кровожадным чекистам одного из лучших своих командиров.

Виктор Пархоменко, Николай Никольский. Кто бы поминал их лихим словом, если бы на своем боевом посту был командир линкора капитан 1-го ранга Кухта или грамотный, волевой, способный переломить ситуацию и возглавить борьбу за живучесть старший помощник.

Возникает естественный вопрос — как так могло случиться, что на корабле одновременно отсутствовал командир и старший помощник, замещавший командира?

Да, действительно, в Корабельном уставе в редакции 1959 года — «КУ-59» — появится строка в обязанностях старшего помощника командира: «должность старшего помощника не совместима с частым оставлением корабля». А что, разве до выхода корабельного устава в этой редакции кто-либо из корабельных офицеров сомневался в логичности этого, выработанного столетиями морской службы, требования?

Так, быть может, анализ причин столь трагического исхода катастрофы с «Новороссийском» стоило бы начать не с ошибок, допущенных в процессе борьбы за живучесть командующим флотом и командиром эскадры, а с личностей командира линкора и его старшего помощника, не оказавшихся в этот трагический момент во главе экипажа и не возглавивших ту самую борьбу за живучесть? Соответствовали ли занимаемым должностям эти офицеры, в отсутствие которых, по сути, и погиб линкор? И насколько повседневная и боевая организация, отработанная на линкоре, способствовала успешной борьбе за живучесть корабля и сохранения его экипажа?

Если честно сказать, то, обращаясь к теме гибели линейного корабля «Новороссийск», я не планировал затрагивать проблемы повседневной и боевой организации, существовавшей на линкоре. Но коль эти проблемы слишком явно отразились на судьбе линкора и значительной части его экипажа, — это, видимо, неизбежно.

Когда случилась катастрофа с линейным кораблем «Императрица Мария», то погибло 320 членов экипажа. Кто тогда мог предположить, что это далеко не предел возможных потерь при гибели линкора в родной гавани? Имеет смысл проанализировать текст сообщения, отправленного морским министром адмиралом Григоровичем в адрес командующего Черноморским флотом адмирала Колчака.

Секретно. № 65 от 18 ноября 1916 года. «Милостивый государь Александр Васильевич, разделяя мнение Вашего превосходительства об отсутствии в следственном материале по делу о гибели линейного корабля "Императрица Мария " положительных данных для суждения об истинной причине взрыва погребов 12-дм носовой башни, я в то же время признаю, что на установившийся на этом корабле порядок службы и на те грубые отступления от требований Морского устава, которые и Ваше превосходительство усмотрели по этому делу, могли не только обусловить возможность катастрофы, имевшей место 7 октября, но и приблизить ее наступление, если таковая была неизбежной. Вследствие сего я не нашел оснований обойтись в настоящем случае без рассмотрения дела о гибели линейного корабля “Императрица Мария ” в установленном законом порядке, о чем и доложил Его Императорскому величеству.

По всеподданнейшему моему докладу заключения следственной комиссии и Вашего мнения по существу сего заключения Государь Император в 10-й день сего ноября высочайше повелеть соизволил направить дело о гибели линейного корабля “Императрица Мария ” на судебный ход, в порядке 1113— ИЗО статей Военно-морского судного устава, с привлечением к делу в качестве прикосновенных лиц контр-адмирала Порембского, капитана 1-го ранга Кузнецова, капитана 2-го ранга Городысского и старшего лейтенанта князя Урусова, но рассмотрение этого дела отложить по обстоятельствам военного времени до окончания войны, с тем, чтобы контр-адмирала Порембского до суда ни на какие должности на флоте не назначать. Прочие же прикосновенные к делу лица могут быть назначены к исполнению служебных обязанностей, но в таких должностях, которые не ставят их в положение самостоятельных ответственных начальников. Прошу Вас, милостивый государь, принять уверение в совершенном моем уважении и таковой же преданности. И. Григорович».

По моему глубокому убеждению, адмирал Григорович был более образованный моряк и более грамотный руководитель, чем Николай Герасимович Кузнецов. Сравнивать фигуры Александра Колчака и Виктора Пархоменко нет необходимости, они несопоставимы.

Итак, Григорович определенно считал, что «грубые отступления от требований Морского устава могли не только обусловить возможность катастрофы, но и приблизить ее наступление, если таковая была неизбежной».

Теперь нам предстоит выяснить — какие отступления от требований устава наблюдались на линкоре до катастрофы; насколько эти нарушения могли отразиться на процессе борьбы за спасение корабля и его экипажа, и если таковые имели место быть, то кто должен был нести за это ответственность.

Шли годы. О трагедии с линкором «Новороссийск» представители командования и местные власти предпочитали как-то вымученно молчать, среди горожан информация распространялась на уровне слухов, а за пределы города и флота распространялась на уровне городской легенды. Даже старшие офицеры флота, по роду службы общавшиеся с бывшими «новороссийцами», о катастрофе имели самое смутное представление. После трагедии с «Отважным», в соответствии с Директивой ГШ ВМФ, в октябре 1974 года с офицерским и мичманским составом кораблей требовалось провести ряд занятий по содержанию и эксплуатации систем ППЗ погребов. Командир БЧ-2 ТАКР «Киев», в ту пору капитан-лейтенант Юрий Петрович Рыбак, поручил мне выступить на общем собрании с информацией об авариях, связанных с ракетным и артиллерийском вооружением на флотах. Когда я вкратце привел информацию по катастрофе с линкорами «Императрица Мария» и «Новороссийск», то многие мичманы об этих трагедиях услышали впервые. И это притом что многие потенциальные источники информации по катастрофе «Новороссийска» служили рядом с нами.

Анатолий Гудзикевич командовал зенитным ракетным дивизионом на крейсере «Дзержинский», а затем возглавил ракетно-артиллерийскую боевую часть на ПКР «Москва», Юрий Гарамов стал командиром ПКР «Ленинград», а затем командовал 2-м противолодочным факультетом ЧВВМУ, воспитав двух сыновей, ставших адмиралами; Карл Жилин командовал кораблями и частями флота, стал контрадмиралом. И это только те, с кем меня в какой-то степени сводила судьба. До 1955 года я жил в одной коммуналке с семьей старшины команды электриков мичманом Владимиром Лобатюком; в училище в одной учебной роте со мной учился Леонид Бакши — сын старшины, чудом спасшегося при переворачивании линкора. Начав служить на «Дзержинском» в 1972 году, я пользовался инструкциями, разработанными Гудзикевичем, стажируясь на «Ленинграде», я наблюдал, как Гарамов, разгуливая по шкафуту, стрелял из «мелкашки» по ныркам и чайкам. Но все они по разным причинам не спешили поделиться информацией о последнем трагическом дне линкора. Одни даже в воспоминаниях не хотели возвращаться к той кошмарной ночи, другие — потому, что отсутствовали на линкоре в ночь катастрофы. Последняя категория «новороссийцев» была особенно молчалива, в глубине души неся частицу вины за погибших на линкоре сослуживцев.