Сью Блэк - Всё, что осталось [Записки патологоанатома и судебного антрополога]

Когда я все изучила, осмотрела, записала, пришла к заключению и закончила свою работу, мне достаточно открыть дверь из комнаты, снова сделать шаг через порог, запереть замок и вернуться к обычной жизни. Теперь я могу ехать домой и быть, как всегда, женой, матерью, бабушкой — нормальным человеком. Я могу смотреть фильмы, ходить по магазинам, пропалывать клумбу перед домом или печь пироги. Главное, чтобы дверь оставалась закрытой, и поэтому я не позволяю никому другому крутиться возле нее или заглядывать внутрь, чтобы не возникло утечек. Две мои жизни должны оставаться полностью изолированными друг от друга, и каждую я стараюсь защищать изо всех сил.

Только я знаю код доступа двери; только я знаю, что находится в каждой комнате, и какие демоны могут обитать внутри, пытаясь заглянуть мне через плечо в процессе работы. Я могу спокойно с ними сосуществовать в своем профессиональном мире, но когда я из него выхожу, они должны оставаться под замком. Я ни за что не выпущу их наружу. Я не чувствую потребности «разобраться» с ними или обсудить с психологом. Большинство из них я не описываю на бумаге и вообще никак не затрагиваю, разве что в рабочих материалах. В некоторых случаях я связана требованиями конфиденциальности, но даже если нет, я ощущаю на себе ответственность за чувства других людей, живых и мертвых, и не собираюсь выдавать их секреты. Я видела и делала такие вещи, о которых моей семье и друзьям лучше не знать — и они не узнают. Все случаи, описанные в этой книге, уже освещались в прессе. Остальные же так и останутся запертыми в тех комнатах.

Таким образом я заодно защищаю и себя. Для моей работы лучше позаботиться о том, чтобы ящик Пандоры никогда не открылся. Если дверь не запереть, позволив кому-то проникнуть внутрь без приглашения, демоны могут вырваться на свободу. К счастью, до сих пор мне удавалось успешно отделять личную жизнь от профессиональной. Если когда-нибудь они соприкоснутся, и я стану жертвой пост-травматического стрессового расстройства, то откажусь от своей работы, потому что больше не смогу быть сторонним наблюдателем.

Мы должны помнить о потенциальном влиянии нашей работы на личность и учитывать возможность возникновения такого расстройства, которое начинается внезапно, и от которого никто не застрахован. Его может спровоцировать какой-нибудь инцидент, крупный или мелкий, непредвиденно вторгшийся в нашу жизнь. Мне случалось наблюдать разрушительный эффект пост-травматического стресса на коллег, которые страдали от него настолько, что не могли дальше работать — болезнь разрушала их жизнь, отношения и карьеру. Психологическое здоровье требует внимания к себе, поэтому мы должны сохранять бдительность и тщательно следить за своими демонами. Но если им все-таки удается ускользнуть, то хаос, который они устраивают, нельзя ставить человеку в вину.

Поскольку я убеждена, что смерти, как таковой, бояться нет смысла, то мои демоны преимущественно связаны с преступлениями, совершаемыми живыми людьми. Только раз я почувствовала, что моя работа угрожает вторгнуться в мою частную жизнь, и триггером стало, в действительности, подсознательное влияние на мою психику тех ужасных вещей, которые люди могут проделывать с другими людьми, а вовсе не призраки мертвецов.

Это случилось, когда нашу младшую дочь Анну мальчик пригласил на школьный бал. Она потрясающе выглядела в длинном платье и со «взрослой» прической. Мы с Томом тоже присутствовали на балу в качестве сопровождающих, наблюдая за тем, чтобы соблюдались приличия, никто потихоньку не употреблял алкоголь, а дым шел исключительно от барбекю. В какой-то момент, оглядывая танцпол в поисках Анны, я увидела, что она танцует со взрослым мужчиной, которого я не знала. Школа у нас маленькая, в основном все со всеми знакомы. Никто не мог мне сказать, кто это был.

Я почувствовала, как у меня участилось сердцебиение, и кровь прилила к лицу. Мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не броситься на танцпол и не спросить мужчину напрямую, кто он такой и почему танцует с моей дочерью. Заставляя себя стоять в стороне, я следила за каждым их шагом. Я смотрела, куда он кладет руки, когда кружит ее в вальсе, высматривала, насколько близко он держится, подмечала малейшие детали их общения, пока они болтали и смеялись. Бедняга не сделал ни одного неверного шага, но сигнал тревоги у меня в голове гремел не умолкая.

Понимая, что моя реакция переходит все границы, тем более, что такое для меня в целом нехарактерно, я постепенно уговорила себя успокоиться и убедила в том, что ситуация совершенно нормальна, хотя сердце продолжало биться учащенно. Я себе напомнила, что мы на специально организованном школьном празднике, что повсюду родители и учителя, что я стою всего в паре шагов от дочери, и нет никаких признаков того, что ей грозит опасность. Это мне, однако, не помешало после танца к ней подойти и спросить, с наигранной легкостью, все ли ей нравится и с кем это, кстати, она сейчас танцевала. Оказалось, это был отец мальчика, который ее пригласил. Я почувствовала себя полной дурой, но хотя бы немного успокоилась.

Интересно, именно так проявляется пост-травматический стресс? Не знаю, но такой паники и тревоги я не испытывала никогда раньше и, слава богу, после того. Можно, конечно, списать все на преувеличенную материнскую заботу, но я совершенно уверена, что та реакция была для меня ненормальна. Безумный момент — но тот факт, что я его отследила и сразу поняла, с чем он связан, убедил меня в том, что если у меня действительно разовьется пост-травматическое расстройство, я, скорее всего, смогу его распознать.

На той неделе мы расследовали четыре случая нападений педофилов, чем, видимо, и объяснялась моя нехарактерная реакция. Хотя в основном я работаю, естественно, с трупами, судебная антропология в наше время помогает также опознавать живых. Одна важная инновация, которой занимается моя команда в Данди, особенно эффективна при расследовании преступлений против несовершеннолетних. А наткнулись мы на нее, когда пытались ответить на вопрос, вставший в ходе конкретного следствия.

Такие вопросы, возникающие у следственных органов, нередко открывают для нас новые возможности, поскольку за ними может таиться целый спектр разных вариантов. Видите ли, большинство приемов идентификации используется уже больше ста лет, поэтому подобные открытия случаются редко и всегда кажутся настоящим чудом. Примером такой находки может служить идентификация по ДНК, разработанная сэром Алеком Джеффри из Университета Лестера, нашедшая международное применение и полностью изменившая следственный процесс — настолько, что мы нередко забываем, что анализ ДНК вошел в судебную практику только в 1980-х.