Дмитрий Иловайский - Владимирский период. Том 1. Часть 2.

Таким образом раздробление и смуты Суздальской земли помогли рязанцам воротить самобытность. Но в свою очередь рязанские князья не замедлили возобновить собственные споры о волостях, споры, которые ознаменовались даже страшным братоубийством.

Это было в 1217 году, когда сыновья Глеба Ростиславича уже все умерли и Рязанская земля была поделена между его внуками. Главный виновник черного дела явился из их среды, именно Глеб Владимирович, который еще десять лет тому назад отличился в качестве одного из двух доносчиков на своих дядей и братьев перед великим князем Всеволодом III. Он, по-видимому, княжил теперь в самой Рязани; но, не довольствуясь старшим столом, замыслил избить родичей, вероятно, для того, чтобы захватить их волости. Заодно с Глебом действует родной его брат Константин. Их злодейский замысел приведен в исполнение с помощью самого наглого вероломства. Глеб приглашает к себе князей на «ряд», т. е. для того, чтобы дружеским образом за чаркой крепкого меду уладить на время бесконечные споры об уделах; подобные съезды были в обычае того времени. Шестеро внуков Глеба Ростиславича, не подозревая западни, явились на его призыв; один из них приходился ему родным внуком, а остальные пять двоюродными. Князья со своими боярами и слугами приплыли на лодках и высадились на берегу Оки, верстах в шести от стольного города на месте, называемом «Исады», где, вероятно, находился загородный княжий двор или содержалась княжая охота. Здесь под тенью густых вязов разбиты были шатры. 20 июля, в день пророка Илии, Глеб пригласил в свой шатер остальных князей и принялся их угощать с видом радушия; а между тем приготовленные слуги и Половцы ожидали только знака, чтобы начать кровопролитие. Когда веселый пир был в самом разгаре и головы князей уже порядочно отуманились, Глеб и Константин вдруг обнажили мечи и бросились на братьев. Все шестеро были убиты; вместе с князьями погибло множество бояр и слуг.

Конечно, в таком гнусном деле главное значение имела самая личность братоубийцы; но многое объясняется также характером времени и края. Надобно представить себе ту отдаленную эпоху, когда волости и старшинство служили предметом жестоких раздоров для князей и поддерживали их страсти в постоянном напряжении. Надобно вспомнить о той грубости нравов, которая еще упорно сопротивлялась благотворному влиянию христианства и оставалась верна своим языческим началам, особенно по соседству с таким дикарями, как Половцы. Незаметно, чтобы эта черная страница Рязанской истории произвела особое впечатление на современников. Летописец начинает свой рассказ обычным воспоминанием о Каине, о Святополке, о дьявольском прельщении и т. п. Затем, едва он успел передать о самом злодеянии, как обращается к другим событиям и забывает сказать о его ближайших последствиях. Мы видим только, что оно не достигло своей цели. Еще оставались в живых некоторые другие братья убиенных. Один из них, Ингвар Игоревич, вместе с братом Юрием явился мстителем и, получив помощь от великого князя Владимирского Георгия II, одолел братоубийц, которые потом бежали в степи к своим союзникам Половцам (1219). Есть предание, что Глеб в безумии окончил свою жизнь; впрочем, такое наказание для братоубийц в русских летописях является как бы общим местом. Недолго после того жил и сам Ингвар Игоревич; а после его смерти Рязанский стол, по обычному праву старшинства, перешел к его брату Юрию. Тишина, наступившая в Рязанской земле и продолжавшаяся до нашествия татар, а также самое поведение Юрия Игоревича в бедственную годину нашествия, говорят в пользу этого князя или собственно его уменья держать в повиновении младших родичей и охранять Рязанскую самобытность со стороны Суздаля.

В княжение двух Игоревичей, Ингвара и Юрия, Рязанская земля, очевидно, успела оправиться от погромов Всеволода III и последующих междоусобиц. Сам стольный город, сожженный Всеволодом, не только опять отсроился и укрепился, но и вновь разбогател благодаря своему выгодному положению на торговом пути из Южной Руси в Камскую Болгарию. Здесь проживали со своими товарами гости южнорусские, которые привозили сюда и греческие товары, преимущественно разного рода паволоки, драгоценную утварь и церковные украшения. Новгородцы также посещали Оку и привозили немецкие произведения, именно оружие, полотна и пр. А из Болгарии шли сюда разные металлические изделия, шелковые и бумажные ткани и другие предметы роскоши. Из Рязанской земли иноземные купцы вывозили сырые товары, каковы: меха, воск, кожи и т. п. Вообще эта земля славилась богатством своих естественных произведений, обилием бортных угодий, бобровых угонов, рыбы, скота и всякого рода дичи.

Но относительно успехов гражданственности и просвещения Рязанский край по всем признакам отставал от других русских земель, что весьма естественно, если обратить внимание на его украинное, пограничное положение по соседству с хищными Половцами и дикой Мордвой. Самое христианство утверждалось здесь медленно; а вместе с тем не скоро совершалось и обрусение туземных финских народцев, и только основное ядро края, т. е. полоса между Окой и Проней, могло считаться русским и христианским по своему населению. Сильная инородческая примесь в составе населения, тесные сношения с кочевниками, приходившими в качестве то грабителей, то союзников, постоянная нужда быть настороже своей земли, под оружием, — резко отразились на характере рязанцев, которого верными представителями являются их князья. Строптивость и грубые нравы, а также неукротимый дух и наклонность к молодечеству — вот отличительные черты этого характера. Боярское и вообще дружинное сословие, по всем признакам, было довольно многочисленно и пользовалось большим влиянием на дела. При дроблении земли и своих частых распрях князья, естественно, старались привязать к себе дружинников разными милостями и пожалованьем земельных владений. Бояре иногда злоупотребляли своим правом совета и ради личных целей поддерживали раздоры князей. Так, летопись упоминает о «проклятых думцах» Глеба и Константина, замысливших избиение братии. С другой стороны мы видим несомненную привязанность дружинного сословия к своей земле или к своим князьям; за них оно храбро сражалось на поле битвы и вместе с ними терпеливо томилось во владимирских темницах. Очевидно, это сословие уже сделалось оседлым, землевладельческим, следовательно, крепким земле, имеющим свои местные интересы, родовые предания и привязанности.

О значительном количестве рязанского военно-служебного сословия дает нам некоторое понятие одна жалованная грамота, в которой упоминается об основании Ольгова монастыря, возвышающегося насупротив города Ольгова, по другую сторону устья Гусевки. Рязанский князь Ингвар Игоревич вместе с братьями своими Юрием и Олегом, построил здесь храм во имя Богородицы (может быть, в благодарность за свое спасение от убийц и за победу над ними). При заложении храма с князьями находилось 300 бояр и 600 мужей, или простых дружинников. Князья пожаловали в монастырское владение девять бортных участков и пять погостов со всеми угодьями. Любопытны названия этих погостов и количество семей, их населявших; они свидетельствуют о несомненном обрусении и значительной населенности того пространства, которое служило основным ядром Рязанской земли. Вот эти погосты: Песочна, Холохолна, Заячины, Веприя и Заячков; в общей сложности они заключали в себе более тысячи крестьянских семей.