Дмитрий Иловайский - Киевский период. Часть 1

О женолюбии Владимира — см. П. С. Р. Л. Лет. Ипат. и Лавр, списки, а также Chronicon Dithmari, episcopi Merseburgensis. Ed. Norimb. 1807. Проф. Голубинский полагает, что летопись в этом отношении сильно преувеличивает. Ист. Рус. Цер. I. 145 и далее. О языческой ревности Святослава и веротерпимости Ярополка см. отрывок из так наз. Иоакимовой летописи у Татищева в I томе, хотя это источник довольно мутный.

Летопись, говоря о принесении человеческой жертвы богам и убиении отца с сыном, называет сих мучеников Варягами. Это место летописи представляет некоторые трудности для своего объяснения. Почему жребий пал на христианина-чужестранца, а не Русина? Во-первых, в Киеве, как известно, была уже туземная крещеная Русь. Об этой крещеной Руси упоминает сама же летопись в договоре Игоря. О христианской Руси, кроме того, говорит Фотий в своем послании 866 года и Лев Философ в расписании церковных кафедр. Константин Багрянородный упоминает о «крещеной Руси», которая находилась на византийской службе (De cerem. Aulae Byzant.). To же подтверждает папская булла 967 года, которая указывает на Славянское богослужение у Руссов (у Добнера Ann. III. 197. «Нестор» Шлецера. II. 527. Некоторые усиливаются доказывать, будто эта булла подложная). Следовательно, с какой стати киевлянам было бы требовать от чужеземного, вольного Варяга его сына на заклание своим богам? На этот вопрос до известной степени удовлетворительное объяснение дает проф: Васильевский в своей книге «Житие свв. Георгия Амастридского и Стефана Суражского». СПб. 1893. Греческий текст жития Георгия по поводу нападения Руссов на Амастриду указывает на сохранившийся у них древний тавроскифский обычай ксеноктонии, т. е. заклания чужеземцев в жертву своим богам. (См. также мою «Вторую дополнит, полемику». М. 1892. 49.)

Мы не распространяемся о языческой религии русских славян и довольствуемся кратким ее очерком; причем имеем в виду преимущественно известия писателей X–XII вв., каковы: наш летописец, договоры Олега и Игоря, Ибн Фадлан, Масуди, Константин Б., Лев Диакон и «Слово о полку Игореве». Вообще источники, современные языческому периоду или близкие к нему по времени, очень скудны и не дают возможности создать ясную полную картину; а известия позднейшие сбивчивы и разноречивы. Хотя литература славяно-русской мифологии вообще не бедна; но за немногими исключениями, в ней столько гадательных и произвольных выводов, столько смешения разных эпох и племен, что пока трудно на этом основании строить какое-либо здание. Сочинения, наиболее заслуживающие внимания по этому вопросу, суть Костомарова «Славянская мифология». Киев. 1847; Срезневского — «Исследования о языческом богослужении древних славян». СПб. 1848; Афанасьева — «Поэтические воззрения славян на природу» М., 1865–1869. Кроме того, много любопытных мыслей и соображений о славяно-русской мифологии рассеяно в трудах: того же Срезневского, Руссова, Снегирева, Терещенка, Ходаковского, Калайдовича, Строева, Касторского, Бодянского, Надеждина, Соловьева, К.Аксакова, П.Лавровского, Буслаева, Бессонова, О. Миллера, Котляровского, Бестужева-Рюмина, Потебни, Шепинга и др. А по славянской мифологии вообще см. в трудах Шафарика, Бандтке, Прейска, Макушева и пр. Из статей об отдельных божествах укажу: Сабинина — О Купале (Ж. М. Н. Пр. 1841, т. XXXI), Ефименка — О Яриле (Зап. Геогр. Об. Отд. этнографии. Т. II. 1869), Иванова — Культ Перуна у южных славян (Известия отд. Рус. яз. Акад. Н. VIII. Кн. 4. 1903). Имя Перуна сохранилось у болгар, в личных именах. Перуну-громовнику посвящался дуб. См, еще Кирпичникова «Что мы знаем достоверного о личных божествах славян?» (Ж. М. Н. Пр. 1885. Сентябрь), со ссылками на исследования Ягича о Сварожиче и Симаргле, на Лебедева «Последняя борьба с язычеством», Петрова «Гербордова биография Отгона» и на Фаминцина «Религия древних славян».

Что касается до требищ и капищ, то о них, кроме летописей, упоминают митрополит Илларион и Печерский Патерик. Относительно происхождения слова «капище» мы укажем мнение Срезневского, который сближает его по корню с «коп-от», греч. χαπνοω следовательно, это слово указывает на курение и дым, распространявшиеся от сожигаемых жертв. Но, по-видимому, можно сближать «капище» и с латинским термином capella, происходящим от caput. (Точно так же из всех объяснений слова «Перун» особенно укажу на сближение его с греческим лир — огонь или с нашим словом «перо» — пернатая стрела). Самое положительное известие о языческих храмах у Руссова находим в исландской саге Олава Тригвиева сына. По ее словам, Олав всегда ездил с Владимиром к храму, но никогда не входил в него, а стоял за дверями в то время, когда князь приносил богам жертвы. Олав заметил при этом, что Владимир, имевший обыкновенно веселый, ласковый вид, делался мрачным и скучным, когда посещал храм и приносил жертвы. (Рус. Истор. Сбор. IV. 47). Что капища представлялись сооружениями храмообразными, на это указывают слова митрополита Иллариона: «Уже не капища сограждаем, но Христовы церкви зиждем». Что у языческой Руси было жреческое сословие и притом довольно влиятельное, о том свидетельствует арабский писатель X века Ибн Даста. (Жрецы Руссов по переводу Хвольсона назывались «врачи», стр. 38, а по Гаркави — «знахари», 269). Деревянные идолы Руссов, судя по Ибн Фадлану, были термы, т. е. столбы с человечьей головой. Вероятно, эти разные истуканы имели челоовекообразную фигуру, но только нечленораздельную. Масуди тоже говорит о каких-то славянских храмах, поставленных на горе и вблизи моря. Вероятно, он сообщает здесь слухи именно о Руси Боспорской, или Тмутараканской. Тут между прочим в одном храме под большим куполом стоял мужской идол, а подле него другой, женский. (Гаркави. 139). Эти идолы и храмы у него изукрашены драгоценными камнями, и вообще описание их фантастично. Замечательно, однако, что у мужского идола голова сделана из червонного золота, и в этом случае он напоминает известие нашей летописи о киевском Перуне.

Намек на участие Владимировых жен в его подготовлении к христианству можно видеть в той же саге об Олаве Тригвесоне. По ее словам, благотворное влияние на князя и на его религиозные убеждения имела его супруга Аллогия. В этом имени мы узнаем княгиню Ольгу. Сага, очевидно, спутала бабку Владимира с его женами-христианками и забыла, что Владимир был многоженец.

Относительно перевода Св. Писания, найденного Кириллом и Мефодием у Черных Болгар, см. наше исследование: «Русь и Болгаре на Азовском поморье».

Драгоценные подробности о Таврическом походе и крещении Киевского князя сохранила нам Русская летопись. Из византийских историков о завоевании Корсуня Владимиром говорит только Лев Диакон. Хотя он упоминает о том мимоходом, но видно, что это завоевание считалось большим бедствием для империи, так как оно, наравне со взятием Веррои Болгарами, будто бы предвещено было явлением кометы и страшными огненными столпами на северной части неба (т. е. отблесками необычного для тех стран северного сияния?) О браке с греческою царевною упоминают византийские писатели Скилица-Кедрен, Зонара, латинский хронист Дитмар и армянский историк Асохик, писатель X века. Два последние говорят при этом и об обращении Руси в христианство. Еще подробнее о браке и крещении Владимира говорят Ибн Эль-Атир и Эльмакин, арабские писатели XIII века (относящиеся сюда отрывки из этих арабских писателей сообщены г. Куником, в переводе барона Розена, в XXIV т. Зап. Акад. Наук. См. «О записке готского топарха». 75).