Аркадий Ипполитов - Только Венеция. Образы Италии XXI

Новости о привезённых святынях, об успехах венецианцев в Византии и новых церковных назначениях кружились вокруг рынка Риальто, ставшего главным венецианским рынком в конце XI века, и:

Кипрская проблема. О ней бурно заговорили в Риальто в XIV веке. О венецианский кипрский миф! Действие о мавре, венецианское донельзя, разворачивается не в Венеции, а на Кипре. Это мало кто замечает – практически все режиссёры действия постановок «Отелло» переносят в Венецию. В Венеции существует и Каза ди Дездемона, Casa di Desdemona, Дом Дездемоны, – так называется прелестный – иначе и не скажешь – небольшой дворец на Канале Гранде, Ка’ Контарини Фазан, Ca’ Contarini Fasan, который легенда связала с шекспировской пьесой на тех же основаниях, что и балкон в Вероне – с Джульеттой. То есть Каза ди Дездемона – вымысел и фикция, но многие думают, что Дездемона здесь родилась и была удавлена.

Кипр принадлежал Венеции не так уж и долго, менее ста лет, с 1489 по 1571 год, но он был самой большой и самой важной заморской колонией Венеции, своего рода венецианской Индией. Исторически должность Отелло в Венеции соответствует британской должности генерал-губернатора Индии – Шекспир, кстати, написал «Отелло», когда Кипр уже не был венецианским. Венецианцы пили кровь из своей колонии, как британцы из Индии, вплоть до потери острова, но, как британцы в Индии, официально владевшие ею чуть ли не ровно столько же, сколько Венеция Кипром, меньше ста лет, венецианцы появились на Кипре гораздо раньше. Перед установлением прямого контроля они, как британская Ост-Индская компания Индию, опутали Кипр сетью торговых и промышленных предприятий.

А что Кипр? На землю Кипра, как вы знаете, Афродита из пены вышла, и выбрала она эту курортно-офшорную зону не просто так, а потому что роскошь и изнеженность любила. Кипр же со времён Древней Греции своими роскошью и изнеженностью славился, упоминаниями кипрского вина, самого что ни на есть эксклюзивного продукта, кишит литература и античная, и ренессансная. Так было и во времена византийцев, и арабов, и крестоносцев, которым Кипр, купленный Ги де Лузиньяном, королём Иерусалимским, у рыцарей-тамплиеров, принадлежал с 1192 года. Турки, отняв Кипр у венецианцев в конце XVI века, привели остров в полную негодность, от которой он только последнее время (и то лишь в греческой своей части) начал избавляться. Упоминания о кипрском вине исчезли, как и само вино, – но при рыцарях Кипр всё ещё был столь же манящ и многообещающ, прямо как Индия.

Кипр был венецианской мечтой, и хотя при рыцарях венецианцам многое позволялось, всё ж иметь и арендовать – две разные вещи. Да ещё всё время приходилось терпеть острую конкуренцию, от генуэзцев, например, и всё время переплачивать взятки бесчисленным авантюристам, слетавшимся на Кипр со всех концов католического мира. Ведь Кипр, как и Родос, стал центром международного крестоносного движения, а оно состояло из младших отпрысков бедных, но благородных фамилий – публика самая отчаянная, непостоянная и алчная.

Где-то около 1369 года кипрская проблема обострилась на Риальто так, как обострилась она на Уолл-стрит и в Лондонском Сити в 2013-м. Я уже упоминал об обломке Креста Господня, принадлежавшем Скуоле Гранде ди Сан Джованни Эванжделиста. Преподнесён он был Скуоле в 1369 году Филиппом де Мезьером, ярким типом времён позднего рыцарства и времён пламенеющей готики, le gothique flamboyant. Родился Филипп в Пикардии, в семье бедной и благородной, и начал карьеру д’Артаньяна при миланском дворе Висконти, но вскоре отправился на Восток – деятельность крестоносца для молодого человека с амбициями, но без состояния, казалась самой перспективной. Для рыцаря он был образован просто блестяще, о чём мы можем судить по многочисленным, написанным им по-латыни литературным произведениям, и во время своих восточных приключений оказался занесённым на Кипр, где подружился с Пьером де Лузиньяном, сыном короля Кипра Гуго IV и праправнуком Ги де Лузиньяна. Гуго, с сыном всё время скандаливший, Филиппа де Мезьера с Кипра выжил. После смерти старого короля и воцарения Пьера под именем Петра I Кипрского, Гуго на остров вернулся и стал канцлером своего друга. Пётр I развил активнейшую деятельность по борьбе с сельджуками, и, будучи латинянином, старался для этой борьбы сплотить христианство восточное и западное – то есть латинян, христиан пришлых, с автохтонными христианами Малой Азии и Ближнего Востока, которых было множество. В борьбе с малоазийскими турками Лузиньян столь преуспел, что Армения, тогда ещё не та маленькая горная страна, какой она теперь стала, а огромная территория, простирающаяся от Кавказа до Средиземного моря и заселённая сторонниками независимой Апостольской церкви Армении, в большей степени склонными сотрудничать с католиками, чем ортодоксы, смотрела на него как на свою надежду, прямо как на Витязя в тигровой шкуре. В конце концов Пьера де Лузиньяна провозгласили королём Армении, и к тому же Лузиньяны, в своё время ставшие королями Иерусалимскими, теперь, после утраты христианами Божественного Града, номинально продолжали ими считаться – в соборе Фамагусты Пьер был коронован ещё и как король Иерусалима.

Тут и начинается история в стиле flamboyant. Кипрский король был столь активен и популярен, что венецианцы стали воспринимать его как соперника, а не как союзника – венецианцы стремились Кипр контролировать, и появление в Восточном Средиземноморье сильного христианского государства им было вовсе не нужно, не для того они Византию разрушали. Лузиньян к тому же носился с идеей возвращения Иерусалима, и всё это – рыцари острова Родос, чуть ли не лучшие солдаты того времени, очень преданные Лузиньяну, армяне, Лузиньяна обожающие, кипрская ватага, Лузиньяном отобранная и состоящая из разных д’артаньянов, рыцарей бедных и дон кихотов, сбежавшихся на Кипр, представляло внушительную силу. К тому же – покровительство авиньонского папства, благоволящего к французу Лузиньяну. Такой бэкграунд делал его планы по овладению Иерусалимом убедительными, что грозило кардинальными переменами всей восточносредиземноморской ситуации. Венеции нравиться это не могло, потому что справиться с королевством Лузиньяна так, как она справлялась с Латинской империей, уже не представлялось возможным – Пьер де Лузиньян был намного приличнее Бонифация Монферратского, да и побашковитей, а значит – самостоятельнее. У него ещё и Филипп де Мезьер имелся, который, кстати, в Венеции часто бывал, стараясь с республикой наладить отношения и добиться от неё поддержки планов Лузиньяна. Дар куска Креста Господня очень влиятельной Скуола Гранде ди Сан Джованни Эванджелиста был одной из попыток воздействия на общественное мнение Венеции.