Христофор Манштейн - Записки о России генерала Манштейна

Для лучшего ограждения обоза несколько баталионов были расставлены вдоль флангов, начиная от арьергарда до головы армии; армия же отдыхала, покуда устраивался для нее лагерь. Неприятель хотел было сжечь травы, но бывшие перед тем дожди уничтожали действие огня. Около 5 часов пополудни неприятель произвел новую атаку на донских казаков и калмыков; но, снова отброшенный, он удалился, держась берега Днестра.

Тут армия вступила в лагерь, имея правое крыло на пушечный выстрел от Днестра, а тыл — обращенный к речке Белочище. Потеря русских в этом деле не превышала 200 человек убитыми; в числе их был полковник донских казаков. Настоящий лагерь русских приходился как раз против неприятельского, расположенного по ту сторону Днестра; он был искусно укреплен и с хорошими батареями. По временам янычары переплывали реку на небольших лодках, чтобы схватиться с передовыми караулами. Весь день 7-го числа прошел в этих схватках и в обозрении берегов, для отыскания удобного места для переправы. Но так как берега утесисты и чрезвычайно круты, то о такой переправе едва ли можно было помышлять. Соображая неприятельские силы, расположенные на противоположном берегу и состоявшие из 60 тысяч человек с 60 пушками и 15 мортирами в батареях, да соседство белгородского султана, который не переходил через реку, а оставался влево от русских в двух лье, беспрестанно тревожа передовые караулы, — фельдмаршал ограничился устройством на берегу батарей с пушками и мортирами, и в ночь на 9-е число открыл огонь против неприятельского лагеря, но без всякого результата. Между тем оказался недостаток и в фураже; пришлось поэтому переменить лагерь.

9-го числа, с рассветом, армия выступила в поход. Едва отошла она на пушечный выстрел от оставленного лагеря, как турки в большом числе переправились через реку и присоединились к татарам. Они шли параллельно с русскими во все время их похода, беспрестанно тревожа их. Неприятель между тем продолжал переправу через реку во весь день, так что к вечеру более половины его армии успела перейти.

10-го числа армия стала под ружье, чтобы прикрыть обозы, шедшие через мосты, которые были построены на Молочище. Неприятель двинулся в боевом порядке и ударил на русских одновременно в нескольких местах, повторяя свои нападения, но их постоянно отбивали; впрочем, никогда еще турки не оказывали такой стойкости. Местность, изрытая оврагами, полная скал и громадных камней, представляла для янычар то удобство, что они, прячась за каменьями, могли так близко подойти к русским, что стреляли в них почти в упор. Однако фельдмаршал приказал наконец нескольким гренадерским ротам идти на них; они так ловко на них ударили, что заставили их выйти из своих засад и бежать. Гусарский Стоянова полк, да казаки и несколько драгунских рот преследовали бежавших насколько позволяла местность. Потеря русских простиралась до 300 человек; но ни один офицер не был ни убит, ни ранен. Неприятель лишился 1000 человек, оставшихся на поле битвы.

Фельдмаршал оставался еще несколько времени в окрестностях Днестра, подавая вид, что намерен совершить переправу; но он постоянно находил против себя неприятеля; наконец он пришел к реке Бугу, и тут переправился 1-го сентября, после полученного известия, что неприятельская армия не только разделилась, но что даже тот отряд, который, не отставая, беспокоил его во время переходов, ушел по ту сторону Днестра.

Еще за несколько времени до переправы фельдмаршала через Буг, неприятель в течение нескольких дней показывался только издали, и то малыми партиями, что значительно успокаивало русских. Белгородский султан воспользовался этим. Ночью он подошел к армии с значительным отрядом и стал в засаде в глубокой балке. На другое утро генерал-поручик Загряжский, командовавший армейскою дивизиею, приказал своим людям выйти на фуражировку, под прикрытием полковника, майора и 800 человек как пехотинцев, так и драгунов; но как все полагали себя в безопасности, то прикрытие служило только для виду. Фуражиры с повозками своими оставили конвой позади и ушли за 2 лье от лагеря, рассыпавшись по равнине. Внезапно бросаются на них татары, умерщвляют четыре или пять сот человек солдат или денщиков, столько же хватают в плен, и уводят до 2000 голов быков и лошадей, а прикрытие уже не в состоянии было помочь. Этот случай дорого обошелся командовавшему конвоем полковнику Тютчеву. На наряженном по воле фельдмаршала военном суде, Тютчева приговорили к расстрелянию. Генерал Загряжский за то, что выслал людей на фуражировку без дозволения фельдмаршала и с малым конвоем, разжалован в рядовые драгуны; тому же наказанию подвергся дежурный бригадир валахский князь Кантакузин, за то, что он не находился на сборе отряда и не дал инструкций полковнику. Конвойный майор также разжалован в солдаты, но так как не он начальствовал, то наказание это не продлилось долее нескольких месяцев; но генерал и бригадир принуждены были весь следующий поход прослужить рядовыми драгунами, и получили прощение только после мира.

Несмотря на это несчастное дело с фуражирами, неприятель вообще не нанес большого вреда русским. Тем не менее этот поход обошелся не легче предыдущих. В армии было чрезвычайно много больных, из которых большая часть умерли; а выздоровевшие так были слабы, что не годились ни на какую службу, и поправились только после нескольких месяцев пребывания на зимних квартирах. Никогда русская армия не теряла столько лошадей и быков. Дошло до того, что хотя для артиллерии и было заготовлено несколько сотен запасных лошадей и быков, но к концу похода почти не на чем было ее везти. Большое количество бомб и ядер было зарыто в степях, и столько же оставлено с обозными повозками в Польше, через которую прошла артиллерия с частью армии.

В фураже в степях оказывался большой недостаток, потому что татары подожгли травы. Пришлось армии несколько дней сряду проходить и становиться лагерем на сожженной местности, без всякой возможности накормить вьючный скот. Это заставило графа Миниха разделить армию на несколько колонн, оставив себе последнюю. Этим он чрезвычайно облегчил довольствие. К концу сентября вся армия вступила в Украйну и расположилась на зимние квартиры; Миних квартирою своею избрал Киев.

Идучи к Днестру, русская армия прошла по польской земле. Коронный великий гетман, граф Потоцкий, послал жалобу на это графу Миниху. Так как неприятель этим же путем пошел ему навстречу, то фельдмаршал отвечал, что он знает свои обязанности относительно нейтрального края, что он не вступил бы туда, если бы неприятель не указал ему пути. Граф Потоцкий, недовольный этим возражением, жаловался петербургскому двору, но отсюда ему отвечали в том же смысле. Но еще сильные раздались жалобы, когда большая часть армии, возвращаясь с Днестра, снова прошла через Польшу. Сам король, несмотря на тайное соглашение с русскою императрицею, принужден был сделать представление через своего посла. Ему отвечали, что если неприятель прошел через Польшу, то нельзя жаловаться, если армия пошла той же дорогой; но если только где-либо были беспорядки и армия кому-либо причинила вред, то все будет вознаграждено до копейки.