Владимир Снегирев - Смертоносный вирус «А». Кто «заразил» СССР Афганской войной

Дождавшись, когда Старостин заговорил о террористическом акте, «Артем» начал спокойно излагать то, что ему удалось узнать:

— В официальных сообщениях говорится о том, что главным и единственным требованием террористов было освобождение Бахруддина Баэса. Вам не кажется это странным? Как могло появиться такое требование? Если бы террористы действительно были близки к Баэсу настолько, чтобы отдавать свои жизни за его освобождение, они бы знали, что Баэса давно нет в живых. Я далек от Баэса, от Тахира Бадахши, от «Сетам-е мелли», но даже я уже давно знаю, что Баэс убит в тюрьме еще прошлым летом.

— Почему же они не знали об этом? — желая получить подтверждение или опровержение своей догадки, спросил Старостин.

— А потому, что эти люди никакого отношения к Бахруддину Баэсу не имели. Его имя потребовалось им только для того, чтобы обозначить хоть какую-то политическую принадлежность. Крыша «Сетам-е мели» для них была очень удобна. Почти никто не знает достоверно состава этой организации, особенно после многочисленных перетасовок и расколов, которые в ней происходили, создания и распада мелких групп. Очень мало известно и о группе Бахруддина Баэса. Я говорил вам, что раньше был близко знаком с Баэсом, был его другом?

— Нет.

— Когда я учился в Кабульском университете, он тоже был студентом. Входил в Студенческий совет. Он представлял теологический факультет, Гульбуддин Хекматьяр представлял инженерный факультет, а я — юридический. Первоначально Бахруддин Баэс по своим взглядам был близок к «Мусульманской молодежи», считался муллой. Потом он познакомился с Тахиром Бадахши и примкнул к «Сетам-е мели».

— А террористы вам незнакомы? — Старостин положил перед «Артемом» газету с фотографией четырех обнаженных трупов.

Мельком взглянув на уже знакомую ему картинку, «Артем» с уверенностью сказал:

— Нет. Это странно, но я никогда и нигде их не видел. Если бы эти ребята проявляли в прошлом хоть какую-то заметную политическую активность, я бы наверняка их знал. Да ладно, что говорить обо мне. Я спрашивал о них у других людей, в том числе у выходцев из Бадахшана. Никто их не знает. Странно?

«Артем» сделал паузу, чтобы дать Старостину возможность осмыслить сказанное и задать уточняющие вопросы. После того, как вопросов не последовало, он приступил к следующему пункту своего сообщения:

— У террористов было другое требование. Вот оно-то, пожалуй, и имело реальный политический смысл. Они хотели, чтобы в гостиницу приехали афганские и иностранные журналисты, представители телевидения, а также товарищ Хафизулла Амин.

Слово «товарищ» по отношению к Амину «Артем» выговаривал с подчеркнутым сарказмом и даже злобно.

— Террористы говорили, что хотят задать Амину несколько вопросов в присутствии американского посла. К самому послу и к США они никаких претензий не выдвигали.

— Откуда вам это известно?

— От Кадыра. Помните, я вам давал на него подробную характеристику.

— Он был там?

— Да, был. Рядом с Таруном. До самого конца.

— Странно, но и это требование террористов выглядит не вполне серьезным.

— Для нас с вами. Но не для Амина.

— Что это значит?

— Я думаю, что террористы должны были о чем-то напомнить товарищу Амину.

— Неужели они рассчитывали на то, что Хафизулла Амин, второй человек в государстве, приедет в гостиницу «Кабул» для того, чтобы отвечать на их вопросы?

— Конечно, нет. Они вообще вряд ли о чем-то думали. Они делали то, что им было приказано. Эти люди выполняли волю и заказ американцев. Они не думали, что их убьют. Ни они, ни американцы не могли знать, что товарищ Амин пойдет в контратаку. Американцы забыли, что Амин — пуштун, и он лучше умрет, чем позволит разговаривать с собой тоном угрозы. Амин приказал Таруну убить всех, кто находился в номере. Так он отомстил американцам за то, что они пытались его шантажировать.

— О чем же американцы хотели напомнить Амину?

— Вы, конечно, знаете, что товарищ Амин, когда учился в Америке, был председателем афганского землячества. Как вы думаете, мог ли кто-то в такой полицейской стране, как Америка, стать во главе иностранного землячества без одобрения и содействия местных спецслужб? Это немыслимо.

— Основываясь на этом, вы хотите сказать, что Амин связан с ЦРУ или с какой-то другой спецслужбой США? — следуя своей привычке ставить точки над i, уточнил Старостин.

— Есть и другие основания подозревать Амина в предательстве. Почитайте, что он писал до 1965 года. Его статьи. Они печатались в разных газетах, журналах. Внимательно почитайте, и вы отчетливо увидите узколобую физиономию мелкобуржуазного националиста и антисоветчика. Однако, как известно, к концу 1964 года наши революционно настроенные политические лидеры договорились об учреждении НДПА. Неожиданно для всех товарищ Амин превращается в «убежденного коммуниста», «пламенного революционера». Каким образом так стремительно могли трансформироваться его идеологические взгляды, политические пристрастия? Учтите, взгляды взрослого, сложившегося человека. С этого времени Амин становится «верным учеником и последователем» Тараки. Вам все это не кажется странным?

Слова «верный ученик и последователь» «Артем» выделил голосом с особым смаком.

— Проследите историю раскола НДПА, — продолжил он, — любой эпизод. Кто зачинщик всех дрязг, всех распрей? Кто, подобно Азефу в вашем российском революционном движении, выступал в роли провокатора? Амин!

— Но это все косвенные доводы.

— Безусловно. Ни я, ни мои товарищи при всем желании не можем достать документы, подтверждающие тайные связи Амина с американцами. Да и вы вряд ли сможете сделать это при всем вашем могуществе. Скорее всего, таких документов просто нет. Однако о том, что Амин — агент ЦРУ, говорят даже в среде халькистов.

— Но как же ему тогда удалось проникнуть в руководство НДПА?

— Его постоянно продвигал товарищ Тараки. Амин и Тараки были знакомы еще тогда, когда наш теперешний генсек был пресс-секретарем афганского посольства в Вашингтоне, а Амин председателем афганского землячества. Между ними существует какая-то очень странная, никому не понятная связь.

«Артем» многозначительно посмотрел на собеседника. Казалось, он вспоминает что-то очень важное. Потом, как бы решившись на серьезный шаг, продолжил:

— Вы, возможно, знаете, что Тараки в возрасте шести-семи лет был взят на воспитание англичанкой, которая с мужем жила в Британской Индии. Он вырос в английской семье. По духу и по языку он столько же афганец, сколько и англичанин. Когда он подрос, английские «родители» отдали его на учебу в «Колледж туземных переводчиков», где проходили подготовку преданные англичанам индусы. По окончании колледжа им предоставлялись должности в английской колониальной администрации. Закончив этот колледж, Тараки получил диплом за номером 37. Я не говорю, что Тараки — агент английской разведки, хотя некоторые мои товарищи парчамисты утверждают это. Однако я полностью убежден в том, что между Тараки и Амином существует какая-то связь, какая-то близость. Причем обусловлена она не столько их политическими убеждениями, сколько чем-то другим. Чем, не знаю.