Николай Черушев - 1937 год: Элита Красной Армии на Голгофе

Комдив В.Я. Качалов, командир 22 й стрелковой дивизии. В середине июня 1937 года был назначен на 9 й стрелковый корпус, которым руководил полгода. Затем он становится на три месяца заместителем командующего войсками СКВО, чтобы затем принять его в начале апреля 1938 года. В итоге те же неполные десять месяцев, что и у И.К. Смирнова, заняли у Качалова путь от командира дивизии до командующего войсками округа. На три месяца больше этот срок у комдива С.А. Калинина, бывшего командира 73 й стрелковой дивизии, принявшего в июле 1938 года Сибирский военный округ.

Рекордсменами же на этой дистанции следует, видимо, считать комбригов Ф.А. Ермакова и И.В. Болдина. Первый из них в ноябре 1937 года команде вал 29 й стрелковой дивизией, а с июля 1938 года – Уральским военным округом. Восемь месяцев между этими двумя датами были заняты исполнением обязанностей командира 5-го стрелкового корпуса (два месяца) и заместителя командующего ХВО (шесть месяцев). Комбриг Болдин, командир 18 й стрелковой дивизии, после полугодового руководства 17 м стрелковым корпусом, принял в августе 1938 года Калининский военный округ. С учетом месячного пребывания его в распоряжении Управления по командному и начальствующему составу РККА такой «марафон» занял у него всего семь месяцев.

Как уже упоминалось, наибольшее число случаев стремительного взлета служебной карьеры в описываемые годы было в Военно-Воздушных Силах РККА. К чему это приводило, какие давало результаты – тема специального исследования. Дело в том, что в ВВС, как, впрочем, и во всей Красной Армии, до событий на Халхин-Голе включительно, сделали ставку на «испанцев» и испанский опыт, хотя он не всегда и не во всем оказывался оправданным. Наша же задача более скромная – проследить судьбу отдельных представителей когорты выдвиженцев 1937–1938 годов. При этом невольно приходят на память строки из романа К. Симонова «Живые и мертвые», посвященные одному из его героев – «испанцу» лётчику Козыреву. Сам писатель, неоднократно отвечая на вопросы журналистов и письма читателей, настойчиво заявлял, что Козырев – образ собирательный, что конкретного прототипа у него в жизни нет и что он вобрал в себя некоторые черты характера, этапы служебной карьеры и повороты судьбы участников боев в Испании. В частности, И.И. Копца, С.П. Денисова, И.И. Проскурова, П.В. Рычагова, К.М. Гусева, А.С. Сенаторова и других летчиков, выдвинувшихся в первый эшелон авиационной элиты после своего возвращения из республиканской Испании в 1937–1938 годах.

Например, К.М. Гусев, шагнувший в одночасье, как и М.П. Петров, из майоров сразу в комдивы, в июне 1937 года назначается командующим ВВС Белорусского военного округа. На такую же должность в Московском округе в июле 1938 года получает назначение полковник И.Т. Еременко, до Испании в звании капитана служивший всего лишь командиром отряда. Звание Героя Советского Союза он получил в октябре 1937 года за подвиги в Испании. Или другой случай – командир отряда 89 й тяжелобомбардировочной эскадрильи майор (в Испанию поехал старшим лейтенантом) И.И. Проскуров в июле 1937 года назначается командиром 54 й авиабригады, а через десять месяцев он в звании комбрига получает 2 ю армию особого назначения. И таких примеров можно привести еще немало.

Но вернемся к роману Константина Симонова. Описывая последние минуты жизни сбитого в бою Козырева, писатель очень близко к реальности передает его страдания и переживания. При этом Симонов, бесспорно, вкладывает в уста летчика многие свои мысли, а также впечатления современников, истинность которых подтвердилась затем неоднократно. «…Он считал, что лежит на территории, занятой немцами, и со злобой думал о том, что фашисты будут стоять над ним и радоваться, что он мертвый валяется у их ног, он, человек, о котором, начиная с тридцать седьмого года, с Испании, десятки раз писали газеты! До сих пор он гордился, а порой и тщеславился этим. Но сейчас был бы рад, если бы о нем никогда и ничего не писали, если б фашисты, придя сюда, нашли тело никому не известного старшего лейтенанта, который четыре года назад сбил свой первый «фоккер» над Мадридом, а не тело генерал-лейтенанта Козырева…

Он впервые в жизни проклинал тот день и час, которым раньше гордился, когда после Халхин-Гола его вызвал сам Сталин и, произведя из полковников прямо в генерал-лейтенанты, назначил командовать истребительной авиацией целого округа.

Сейчас, перед лицом смерти, ему некому было лгать: он не умел командовать никем, кроме самого себя, и стал генералом, в сущности оставаясь старшим лейтенантом. Это подтвердилось с первого же дня войны самым ужасным образом, и не только с ним одним. Причиной таких молниеносных возвышений, как его, были безупречная храбрость и кровью заработанные ордена. Но генеральские звезды не принесли ему умения командовать тысячами людей и сотнями самолетов.

Полумертвый, изломанный, лежа на земле, не в силах двинуться с места, он сейчас впервые за последние, кружившие ему голову годы чувствовал весь трагизм происшедшего с ним и всю меру своей невольной вины человека, бегом, без оглядки взлетевшего на верхушку длинной лестницы военной службы. Он вспоминал о том, с какой беспечностью относился к тому, что вот-вот начнется война, и как плохо командовал, когда она началась. Он вспоминал свои аэродромы, где половина самолетов оказалась не в боевой готовности, свои сожженные на земле машины, своих летчиков, отчаянно взлетавших под бомбами и гибнущих, не успев набрать высоту. Он вспоминал свои собственные противоречивые приказания, которые он, подавленный и оглушенный, отдавал в первые дни, мечась на истребителе, каждый час рискуя жизнью и все-таки почти ничего не успевая спасти» [242].

«Стал генералом, в сущности оставаясь старшим лейтенантом!..» В этой формуле, оказывается, и заложены многие ответы, объясняющие причины крупных неудач Красной Армии в начальном периоде войны.

Поправлять классиков (а Константина Симонова по праву можно отнести к ним в советской литературе) как-то не принято, однако к приведенному выше отрывку из его самого крупного романа требуется одно пояснение, впрочем не носящее принципиального характера. Речь идет о фразе, где говорится, что после окончания событий на Халхин-Голе Козырев получил, неожиданно для себя, звание генерал-лейтенанта. Это не совсем так, если только не понимать слова «после Халхин-Гола» в широком смысле, то есть после окончания боевых действий против японцев. А как понимать это «после» в более узком, конкретном смысле – через неделю или месяц, полгода или год? Если через неделю или месяц, то такого события вообще не могло произойти только из-за того, что до введения генеральских воинских званий высшему комначсоставу Красной Армии оставался еще целый год и в 1939 году подобный случай просто не мог иметь места. А если же понимать это «после» более расширительно, то надо помнить и то, что до введения персональных генеральских и адмиральских званий была советско-финская кампания, более драматичная по своему содержанию и более длительная по времени, нежели бои на реке Халхин-Гол. О чем не мог не знать командир такого ранга, как Козырев.