Леонид Млечин - Нож в спину. Из жизни пособников и предателей

Через месяц после разгрома Германии Фридриха Флика арестовали американцы. Два последующих года самый богатый немец занимался в тюрьме тем, что прилаживал подметки к башмакам, чистил картошку на кухне и готовился предстать перед Нюрнбергским военным трибуналом.

Американских следователей он уверял, что всегда презирал нацистский режим:

— Я протестую против того, что в моем лице промышленников Германии клеветнически называют эксплуататорами рабов и грабителями. Никто из тех, кто меня знает, не поверит, что мы совершали преступления против человечности.

Флик не убедил судей. Нюрнбергский трибунал подвел итог:

«Собранные доказательства не оставляют сомнений в том, что на горнодобывающих предприятиях концерна Флика военнопленные и направленные на принудительные работы подвергались эксплуатации и существовали в ужасающих условиях. Результатом этого были болезни и смерти. На предприятиях концерна Флика были особенно плохие условия. Жилье было непригодным, продолжительность рабочего дня — невероятно долгой. К этому надо добавить лишение свободы, физические страдания и болезни, издевательства, в том числе наказание плетьми».

Сколько людей умерло на заводах Фридриха Флика, установить не удалось. Мертвых не считали. Но речь идет о десятках тысяч военнопленных и тех, кого насильно угнали в Германию. 22 декабря 1947 года его приговорили к семи годам тюремного заключения. Он отсидел пять. Сумел восстановить свою империю и во второй раз стал самым богатым немцем своего времени. До самой смерти он отказывался выплатить тем, кого во время войны заставляли бесплатно работать на его заводах, хотя бы марку — в возмещение безжалостной эксплуатации и в качестве компенсации за перенесенные ими страдания…

Альберт Шпеер требовал все больше заключенных. Массовое использование военнопленных и заключенных концлагерей открывало для министра вооружений новые возможности. Производительность труда среди узников лагерей составляла лишь сорок процентов от общегерманского уровня. И все равно рабский труд был очень выгоден. Тем более что других рабочих все равно не было — немцев отправляли на фронт.

Число узников концлагерей, работавших на военных заводах, неуклонно росло. Начальник главка обергруппенфюрер СС Освальд Поль требовал максимальной экономической эффективности. Распорядился, чтобы узники трудились по одиннадцать часов в день. Кроме тех, кого на работу выводили за охраняемую территорию, — их нужно было вернуть в лагерь до наступления темноты, чтобы не разбежались. У Карла Коха в Бухенвальде появились новые подчиненные — в лагерной администрации образовали отдел труда, отвечавший за эксплуатацию заключенных.

Но смертность в концлагерях стала такой высокой, что административно-хозяйственное управление СС не могло обеспечить промышленность достаточным количеством рабочих рук. Пришлось направить в лагеря врачей, чтобы остановить эпидемии, и даже увеличить паек. Но рациона все равно не хватало для того, чтобы восстановить силы измученных лагерем советских пленных. Отсутствовали жиры и протеины, необходимые при тяжелом физическом труде. К тому же паек разворовывался.

Гиммлер требовал любыми усилиями увеличить производительность труда на военном производстве. Приказал начальнику главка обергруппенфюреру СС Освальду Полю ввести трехступенчатую систему поощрения. Первая ступень — сигареты и добавка к пайке за перевыполнение плана. Вторая — небольшие деньги за «особые трудовые успехи». И, наконец, ударникам труда разрешалось побывать в борделе. 23 марта 1943 года Гиммлер написал Освальду Полю, что хорошо работающим заключенным нужно дать женщину. Удивился, что в Бухенвальде нет публичного дома для заключенных. Для эсэсовцев есть, а для работающих на военном производстве нет.

Это миф, что нацисты боролись с проституцией. Напротив, партия и госбезопасность сами руководили публичными домами. Сеть борделей покрывала пол-Европы, оккупированной немцами. Отдельно для военных и для гражданских. Обслуживались они узницами концлагерей. Самых красивых — и еще здоровых — отправляли в публичные дома для эсэсовцев. Менее красивые обслуживали вермахт.

Генрих Гиммлер доказывал, что в интересах рейха обеспечить проститутками иностранных рабочих: «Если мы не организуем для иностранцев публичные дома, миллионы иностранных рабочих начнут приставать к немецким женщинам и девушкам».

Публичные дома в концлагерях — еще одна позорная и замалчиваемая глава истории Третьего рейха. В Бухенвальд доставили шестнадцать женщин — узниц лагеря Равенсбрюк. Здесь им объявили, что они будут работать в публичном доме. Обещали, что их будут кормить и с ними ничего не случится. Бордель в Бухенвальде открылся 11 июля 1943 года. Это был четвертый публичный дом из десяти, созданных в конце войны в концлагерях по личному указанию Гиммлера.

Эсэсовцы превратили в проституток примерно двести прилично выглядевших женщин в возрасте от семнадцати до тридцати пяти лет. Сначала их помещали в лагерные больницы и немного подкармливали. В основном это были немки или польки. Среди них попадались и бывшие проститутки, что гарантировало «профессиональный» подход.

Некоторые узницы пошли добровольно, потому что распространился слух, будто потом их отпустят. Гиммлера это изумило:

— Какие-то лунатики, отбиравшие в женских концлагерях проституток для лагерных борделей, сказали женщинам-заключенным, что тех, кто пойдет добровольно, через полгода освободят.

Для многих это действительно была единственная надежда выжить. Узницы вспоминали: «Только так можно было вырваться из таких концлагерей, как Берген-Бельзен и Равенсбрюк, где людей уничтожали. А главное состояло в том, чтобы выжить».

В соответствии с нацистской расовой иерархией право посетить публичный дом получали только заключенные немцы и австрийцы. Потом и некоторые категории иностранных узников. В основном — старшие по баракам, бригадиры и другие нужные начальству заключенные. Они должны были написать заявление в лагерную администрацию. Имена счастливчиков назывались на вечерней поверке.

Публичный дом действовал с семи до десяти вечера. Он закрывался во время авианалетов или когда выступал фюрер. Дежурный эсэсовец называл номер комнаты и имя. Заключенный бежал в комнату, потому что давали ровно пятнадцать минут.

Уединение в концлагере было невозможно, в том числе и в лагерном борделе. В двери — глазок. Эсэсовец, который прогуливался по коридору, периодически заглядывал в него. Лишние разговоры запрещались. Очень часто до интимных отношений как таковых дело и не доходило. Рационы питания были слишком низкими, чтобы узники могли отличиться на работе или в борделе… Им просто хотелось побыть рядом с женщиной, ощутить ее тепло. Понимали, что эта возможность, скорее всего, последняя в их жизни.