Валерий Возгрин - Исторические судьбы крымских татар

Упоминание о неблаговидной роли в ослаблении Крыма, которую играла часть самих татар, может выглядеть в устах некрымских историков предвзятым, как одна из, увы, нередких голословных попыток обвинить в бедах татарского народа самих татар или представить хоть немного в более выгодном свете врагов крымского народа. Поэтому обратимся к наследию историка, которого трудно обвинить в антикрымских настроениях, поскольку он сам — коренной крымчанин. Мы имеем в виду труды Мухаммед-Гирея, племянника уже известного читателю хана Сеадет-Гирея.

Вот как описывает этот татарский историк некоторые важные стороны государственной жизни, которой он был непосредственным свидетелем: "Возьмут (турки), привезут одного султана (т. е. наследника. — В.В. ) из ханских царевичей и с почетом и уважением делают ханом в Крыму. Становящийся ханом… с великим визирем заключает договор, по которому они обязываются употреблять всевозможно старания, чтобы помогать друг другу в войне. Дав это слово, становящийся ханом счастливец отправляется в свои крымские владения… Но когда буйные или безрассудные из обитателей Крымского государства захотят двинуться, а хан не изъявит на это своего согласия, то, как только он попытается которых-нибудь из них взять в руки и подчинить своей власти, остальные дураки соберутся на сходку и составят представление, которое и отправят с одним или двумя негодяями к Двери Счастья (т. е. в Порту. — В.В. ). Конечный смысл этого представления очень скверный: "Мы, мол, не желаем этого хана". Напишут также одну-две кляузы… в Высокой Порте эти представления принимают без разбора, не исследуя ни главного, ни частного, а потом сейчас же шлют какого-нибудь кападжи-баши с фирманом и отрешают хана в отставку. А того не знают, что ханы тоже из древнего царского рода; что они также Тень Божья… что по священному закону Мухаммедову царям отставку давать не так легко: надо чтоб они были нечестивцы… отрешение же хана по словам каких-нибудь мятежников татарских есть чистое бесславие… А тут из Порты между тем привезут какого-нибудь несчастного и с почетом и помпой делают в Крыму ханом… а становящиеся ханами по необходимости забывают свой долг… предаются изысканию средств против собственной немочи. Из боязни за собственное благополучие они не решаются поступать вопреки нраву беков и мурз, даже и виду в этом не показывают. Снискиваемые ими деньги и благосостояние отдают им, живя под сенью их охраны и мороча пустые головы татарских народцев, тоже носят ханское звание, да и как иначе возможно быть самостоятельным падишахом?" (цит. по: Смирнов В.Д., 1887, 316).

Столь обширная цитата имеет одно обоснование — она абсолютно точно отражает крымско-турецкие отношения рассматриваемого периода. Сюда следует лишь добавить, что в отличие от беев лично хан был едва ли не совершенно беззащитен — его охранял в мирное время лишь отряд янычар, пользовавшихся правами экстерриториальности и поэтому нередко "грубивших" (там же, 324). Бейская же оппозиция имела, как указывалось выше, постоянную гвардию, что делало любой антиханский комплот неуязвимым. У беев было даже традиционное место сбора для выступлений против ханов — Ак-Кая, близ Карасубазара.

Подобное положение ханов, несмотря на всю его сложность, прекрасно понимали их подданные, и это дополнительно подрывало ханские авторитет и власть. Более того, подобная ситуация эхом откликалась во всех без исключения сферах жизни крымчан, лишала их надежды на стабильность не только политическую, но и социально-экономическую. В результате естественный для любого народа путь к социально-экономическому прогрессу деформировался. Государственное развитие было по сути парализовано в течение всего "турецкого" периода еще по одной причине — психологической. Крымчане, в массе своей буквально "задерганные" постоянными турецкими вмешательствами, не могли даже наметить каких-либо конструктивных программ развития, не говоря уже о возможности выполнения самых скромных планов, как правило не соответствующих турецкой политике всяческого подавления личной инициативы и государственной самостоятельности своих крымских вассалов.

Османы и проблема татарских набегов.Некоторые исследователи, касаясь проблемы крымских набегов, утверждают, что мирные, торговые отношения между татарами и их северными соседями, славянами, с самого начала складывались как нельзя более перспективно и взаимовыгодно: "… истощив свои силы во внутренней борьбе, они (татары) жаждали только покоя и другого идеала, кроме мирной пастушеской жизни, не видели", но с приходом в Крым турок мирная "политика крымцев переменилась в отношении христиан и приняла противоположный прежней политике характер", причиной чему был "тот фанатизм, который привили татарам покорители Крымского юрта турки" ( Эварницкий Д.И., 1892, I, 393). Да и первый поход на русские земли был совершен не в дотурецкое время, а лишь в правление сына Менгли-Гирея, Мухаммеда, преступившего заветы отца, поддерживавшего всю жизнь самые добрые отношения с царем ( Ерофеев И., 1907, 85).

Вспомнив же вышеприведенные данные о том, что ханы весьма долго не воспринимали богатый опыт в работорговле вначале русских, а затем крымских генуэзцев, мы неизбежно придем к выводу, что и в этом промысле их стимулировали все те же турки, гаремам которых "понадобилась масса невольников обоего пола, особенно молодых девушек и мальчиков" ( Эварницкий Д.И., там же).

Проблема крымской работорговли.Что же касается системы сбыта рабов, то она представляла собой длинную цепь, в которой крымский хан был лишь первым звеном, а последние терялись в других странах, часто весьма отдаленных, — рабов везли "в Константинополь, в Азию, в Европу, на Восток и на Запад" (РИО, 1844, 167). Самыми крупными покупателями на кафинском и гёзлёвском базарах были кроме турок итальянцы, берберы и испанцы ( Кулаковский Ю., 1914, 131). То есть в эту цепь входили куда более цивилизованные по сравнению с "хищным, варварским" Крымом державы, давно уже поднявшие свою экономику до высшего мирового уровня. Вспомним: "Между Фрисляндией и Шельдой лежит пиратская страна" — это строки о Голландии, самой передовой буржуазной державе Европы на протяжении ряда веков, стране с высокоразвитой техникой и сельским хозяйством, казалось бы не нуждавшейся, как полу- (чуть ли не до-) феодальный Крым, в этом допотопном промысле, но не гнушавшейся работорговлей и в Новое время. Разница здесь была лишь в том, что голландские и североамериканские торговцы "черным деревом" промышляли в безвестных землях и перевозили в трюмах негров. Татары же продавали всем желающим уроженцев Восточной Европы — вот откуда их репутация "разбойников". Казаки, которые в XVIII в. участвовали в кровавых походах по Лифляндии карателей фельдмаршала Б.П. Шереметева, торговали мирными жителями этой провинции. Но, поставляя лифляндцев на те же рынки Кафы и Гёзлёва, они, естественно, такой репутации у наших авторов не заслуживали. Очевидно, не в последнюю очередь оттого, что умыкали каких-то "чухонцев". Татары же захватывали не только поляков и литву, но и украинцев, и русских, а это вещи разные. И негодование отечественных ученых на "разбойничьи набеги татарской орды, особенно (?!) на Московское государство" ( Якобсон А.Л., 1973, 141) вполне понятно…