Валерий Возгрин - Исторические судьбы крымских татар

Ласси "занялся опустошением степей и разрушением городов" "с той же немецкой отчетливостью", что и его предшественник, предав огню тысячу деревень, уцелевших от рук Миниха по той только причине, что они были в стороне от его пути. Удачная охота разлакомила фельдмаршала, и на следующий год он опять отправился в поход на Крым. Но поход оказался невозможным по той простой причине, что в Крыму (т. е. в степной и предгорной частях. — В.В. ) никого не осталось после походов 1737 и 1738 гг. и войско не находило себе средств к прокормлению ( Марков Е.Л., 1902, 300). К этому бесхитростному, объективному повествованию русского историка трудно что-либо добавить и в наши дни.

Не исключено, что именно эта тупиковая ситуация ускорила русско-турецкие мирные переговоры, которые велись в Немирове с 1737 г. Русские требовали отдать им не только земли между Дунаем и Доном, Кубань, Молдавию и Валахию, но и Крым. Последнее требование мотивировалось достаточно оригинально: разоренный полуостров нужен был России "не ради какой-либо для нее выгоды, а только для спокойствия государства, тем более что Порта не имеет от этих диких народов никакой пользы" ( Мочанов А.Е., 1929, 44). Окончательно договор о мире был оформлен в 1739 г. в Белграде; во владении Крымом и даже Кабардой русским было отказано.

Твердая позиция Турции была поддержана Европой, снова ощутившей "русскую опасность". Шведские послы Хепкен и Карлсон работают над союзом с турками, их всячески поддерживает французский дипломат Вильнев. Но когда шведско-турецкий союз был готов, против его ратификации активно выступило русское правительство ( Цинкайзен И., 1857, 814). Из-за персидской угрозы турки не решались противиться нотам Петербурга, ратификация затянулась, и в этой неясной обстановке начинаются шведско-крымские переговоры. Именно согласие хана выступить против русских могло, по мнению шведов, нарушить неустойчивое равновесие, в котором оказалась политика Порты из-за борьбы двух партий в султанском диване ( Возгрин В.Е., 1978, 330).

Переговоры со шведами шли в 1741–1742 гг. в Бахчисарае. Сюда, ко двору Селамет-Гирея II (1740–1743), прибыл из Стамбула консул Вентуре де Парадиз, представлявший одновременно королей Франции и Швеции. В инструкции консулу мало что говорится о Турции, выполнение изложенных в ней задач целиком основывалось на традициях "дружбы Швеции и Крыма" и общих интересах по отношению к России. Исходя из этого, хану следовало бы немедленно, без апробации этого решения Турцией, но полагаясь на шведскую поддержку, объявить наконец войну русским. Иначе, гласил IV пункт инструкции, рано или поздно Крым будет захвачен Россией.

Но даже начавшиеся уже военные действия на шведской границе России не могли придать Селамету решимость — на этот раз он опасался не столько турок, сколько персов. И, заверив Парадиза в добрых чувствах к своему "шведскому брату" Фредрику I, хан начинает длительные консультации со Стамбулом. Турки, естественно, никакого положительного ответа не давали, а вскоре появилось еще два фактора, окончательно похоронившие надежду на шведско-татарский альянс: персы сконцентрировали огромное войско на Кавказе, а в России взошла на престол Елизавета Петровна, дружественно настроенная к Швеции, тут же прекратившей военный конфликт.

История последних шведско-татарских переговоров стала прелюдией к наступившей в 1740 — 1750-х гг. полосе турецкой политики, направленной на поддержание мирных отношений с Россией и Польшей. Не первое десятилетие терявшая позицию за позицией в своей внешней политике, неумолимо слабевшая, империя османов все последовательнее переходит от былой агрессии к концепции самозащиты. И если султаны ранее смещали ханов за недостаточную военную активность в пользу мусульманского мира, то теперь их стали поощрять за искусство хранить мир со славянами. И в этом отношении весьма показательна история правления Арслан-Гирея (1748–1756).

Хан этот отличался завидной энергией — прежде всего во внутренних делах Крыма. Он сумел в краткий срок сделать то, чего не удалось его предшественникам, — уничтожить все следы пребывания русских на крымской земле. Строители пришли на брошенные десяток лет до того руины городов и сел. Были реставрированы и отстроены заново мечети, медресе, дворец ханов, загородные поместья, разрушенные крепости Ор, Арабат, Уч-Оба, Джеваш, Джунгар. Перекопские рвы были очищены и углублены, поднялось множество новых общественных зданий и т. д. Но благодарность от султана хан получил прежде всего не за свою беспримерную восстановительную деятельность, длившуюся много лет, но единственно за соблюдение "условий дружбы и приязни с Российскою державою и Польскою республикою" ( Смирнов В.Д., 1889, 77).

Однако ослабление Турции подействовало столь миротворно не на всех ханов. Совершенно иные выводы из этого непреложного факта сделал для себя Крым-Гирей (1758–1764). Еще будучи сераскиром Буджакской орды, он повел собственную политику, на которую не решались и иные ханы. Он смело устанавливал личные дипломатические связи, почитая свой статус не ниже монаршего. Так, уже в 1750 г. им было отправлено посольство к Фридриху II Великому, а король Пруссии в свою очередь через 5 лет прислал своего представителя к нему ( Мундт Т., 1909, 3–4).

Не рассчитывая на получение престола предков из рук султана, будущий хан не только сумел увлечь в русло своей политики огромные Буджакскую и Ногайскую орды, но и завоевать авторитет и даже, по утверждению некоторых, любовь населения собственно Крыма ( Смирнов В.Д., 1889, 83–88). И лишь после этого он вошел через Перекоп с оружием в руках, которое, впрочем, ему не понадобилось — его встретили татары, видевшие в нем, по словам французского историка, "idole de toute la nation" ( Peyssonel Ch., 366–367). Султану ничего не оставалось, как признать Крым-Гирея ханом де-юре.

В Крыму было немало ханов, которые более походили на других европейских властителей, чем на восточных деспотов, но этот Гирей выделялся и среди них. При нем бахчисарайский дворец стал обителью муз и науки, хан окружил себя образованными людьми — как крымчанами, так и приглашенными из-за рубежа. Дворец наполнился книгами и рукописными трактатами, в том числе западноевропейскими. Крым-Гирей весьма интересовался западными системами государственного правления, был большим поклонником Монтескье. Естественно, он не мог читать все зарубежные труды в подлиннике, поэтому при дворе появились переводчики — даже личный его брадобрей знал несколько европейских языков, вообще был образованным человеком, не чуждым искусству дипломатии и политики. Из драматического жанра хан более всего любил французскую комедию, в частности Мольера [77] 77 Однажды он заметил, что Тартюфов можно найти во всех странах; немало их и в Крыму ( Мундт М., 1909, 65). , а музыку обожал настолько, что не мог отказать в ней себе и на смертном одре — за несколько часов до смерти, чувствуя ее приближение, он приказал начать концерт, составленный им заблаговременно.