Сергей Брилёв - Забытые союзники во Второй мировой войне

Оказавшись в Монтевидео, немецкий капитан Лангсдорфф ссылался на прецедент с британским боевым кораблем «Глазго»: в годы Первой мировой войны он в похожих обстоятельствах провёл на ремонте в Рио-де-Жанейро почти две недели. Вот и Лангсдорфф испросил у властей Уругвая такой же срок стоянки для «ликвидации повреждений, угрожающих мореходности корабля».

Между тем, двухнедельный срок пребывания в Монтевидео означал для немцев возможность не только заделать пробоины, но и стянуть в район Ла-Платы несколько своих подводных лодок. Они-то бы уже точно позволили прорвать британскую блокаду.

Британцы это хорошо понимали и в ответ выдвинули свои аргументы, задействовав при этом все связи, наработанные ими в Монтевидео за многие-то десятилетия «особых отношений». Посланник Его Британского Величества Юджин Миллингтон-Дрейк (кстати, начинавший свою карьеру в Санкт-Петербурге) изначально подталкивал уругвайцев к тому, чтобы они дали немцам вообще не более суток.

«Граф Шпее» на рейде Монтевидео

Позже британская дипломатия согласилась на продление пребывания «Шпее» в Монтевидео — но не столько из великодушия, сколько в ожидании подкреплений. Они и шли: правда, в лице не такого уж страшного для «Шпее» британского «Камберленда», сравнимого с «Эксетером», с которым «Шпее» разделался.

Но тут уже свою войну развернула британская разведка: как пишет тот же В. Л. Кофман, немцам специально позволили подслушать переговоры о «возможности срочного приема двух больших боевых кораблей». Дабы окончательно уверить немцев, аналогичные «сливы» прошли потом и в местных газетах: я нашёл много таких заметок в той же «Ла Насьон».

Немцы купились. Они предположили, что речь идёт о таких кораблях, как «Арк Ройал» или «Ринаун» (в случае встречи с последним шансов у них не было).

И глаза у страха оказались столь велики, что вопреки привычной для немцев разумной логике они приняли именно за «Ринаун» никак не похожий на него «Камберленд» (который вроде бы совсем недавно изучали на фотографиях из газет и под который камуфлировались). Это, по идее, невероятное для профессионалов заблуждение оказалось фатальным. Следствием этой близорукости стало решение не вступать в бой, а… затопить «Шпее».

В итоге, 17 декабря 1939 года, проведя бессонную ночь и, похоже, внутренне уже готовый к самоубийству (он совершит его через несколько дней), капитан Лангсдорфф приказал готовить к суициду и корабль. «Шпее» вышел из Монтевидео в открытую Ла-Плату [94] Как я уже сказал, силёнок у военно-морских сил самого Уругвая не хватало. По этой причине существовала договорённость о том, что, если Лангсдорфф не подчинится приказу правительства Уругвая покинуть порт, на помощь уругвайцам пришли бы два военных корабля ВМС Аргентины. Аргентинцы, естественно, подчёркивают, что такая договорённость была достигнута в треугольнике Буэнос-Айрес — Рио-де-Жанейро — Вашингтон. См.: Figallo, р. 53. .

На глазах многочисленных зевак корабль свернул так, как будто всё-таки собрался идти в Буэнос-Айрес. Но вдруг он бросил якорь, и в небо взметнулись гигантские языки огня и клубы дыма от взрывов: оказывается, по всему кораблю разложили взрывчатку.

Всё это, конечно, стало следствием того, что уругвайские власти так и не пошли немцам навстречу. Конечно, с одной стороны, германская диломатическая миссия даже опубликовала специальное благодарственное письмо жителям Монтевидео: благодарила за сострадание. В частности, во время похорон немецких моряков, погибших во время боя с британцами, одна уругвайка поразила немцев тем, что пришла на похороны с букетом цветов, из которого вынимала по цветку, целовала его и возлагала на свежие кладбищенские холмики со словами «От твоей матери» {90} 90 «Agradece al pueblo de Montevideo la legacion alemana», «La Nacion» (Buenos Aires), 17 de diciembre de 1939, p. 2. .

Были среди жителей Монтевидео и такие, кто провожал процессию с гробами нацистским приветствием: выше я уже писал о «деле Фурмана». И всё-таки, в целом, дружественным свой нейтралитет Уругвай сделал не для немцев, а для британцев.

Команда «Графа Шпее» после этого перебралась главным образом в куда более лояльную Германии, чем Уругвай, Аргентину. Ну, а власти Аргентины закрывали глаза на то, что в нарушение «честного слова» абсолютное большинство немецких моряков бежали на родину продолжать службу [95] Парадокс, но как раз это и вызывало уважение к немцам-служакам у аргентинских журналистов — хотя, как мне кажется, сказывалось и традиционное желание доказать себе, что Аргентина является никак не меньшим «чемпионом мира», чем какой-то там Уругвай. .

Но мы сейчас вернёмся из Буэнос-Айреса на рейд всё-таки Монтевидео. А с «Графом Шпее» Уругвай продолжает жить и сегодня.

Еще в конце 1980-х «Шпее» так и не ушел полностью на дно, и я сам видел, как его ржавые мачты торчали из вод Ла-Платы. Полностью «Шпее» так и не затонул: он сел на грунт.

И, конечно, «Шпее» навечно засел в уругвайском национальном самосознании. Взять, например, систему уругвайского видеопроката. Кассеты VHS давно уступили место DVD, но и в цифровом формате в десятке самых популярных фильмов у жителей Монтевидео до сих пор — художественный фильм «Битва на Рио-де-ла-Плате», снятый англичанами по свежим следам после войны.

Естественно, для такой маленькой страны, как Уругвай это — как раз и есть классическое подтверждение того, что она действительно «пуп земли».

Но ещё больше уругвайцы тогда не возгордились, а испугались. Ведь эта нация иммигрантов, бежавших от европейских ужасов, любит слово «tranquilidad» — «спокойствие». Для уругвайцев это — практически национальный лозунг, который впору выносить на герб. Стоило ли уезжать из Европы, чтобы все эти европейские ужасы вдруг начали повторяться?

События вокруг «Шпее» разворачивались в конце 1939 года, а через полгода после этого в Уругвае был раскрыт «заговор Фурмана». Казалось бы, сама судьба подталкивала Монтевидео к тому, чтобы разовать с Берлином и заключить союз с Лондоном. Для Уругвая это было бы тем более логично, так как с самого своего основания в XIX веке он, как мы уже выяснили, был частью «Pax Britannica», «мира по-британски» [96] В начале XX века эта «привязка» Монтевидео к Лондону ещё никуда не делась: например, к началу Первой мировой войны британские вложения в Уругвай составляли огромную для того времени сумму: 46 миллионов 100 тысяч тогдашних английских фунтов стерлингов. См.: Волков А. В. Уругвай. М.: Мысль, 1974. С. 27. .