Сергей Брилёв - Забытые союзники во Второй мировой войне

«Им был учрежден «Торговый дом Борис Краевский»… Все капиталы (миллионы рублей) и другие материальные ценности т. Краевский перевел на своё имя. Единоличным распорядителем (и притом бесконтрольным) всех средств и ценностей, являющихся собственностью Союза, состоит Краевский…

Крупные суммы в тысячах долларов выписываются им на имя неизвестных лиц по различным поводам вплоть до платы за сопровождение его в путешествиях по Америке» {109} 109 Там же. .

Как мне кажется, я понимаю, в чём тут дело. Сначала я, правда, должен дать один юридический комментарий.

По новому российскому Гражданскому кодексу, сотрудники федерального государственного унитарного предприятия ВГТРК (где работаю я) не являются госслужащими. Но, когда нас отправляют в длительные командировки за рубеж (как было со мной, когда я работал собкором ВГТРК в Лондоне), за неимением инструкций о порядке пребывания за границей служащих ФГУПов, валютная бухгалтерия по аналогии распространяет на нас действие инструкций для служащих государственных .

Даже и в новой России до сих пор применяются инструкции, утвержденные еще малым Совнаркомом как раз в те времена, когда в Буэнос-Айресе открыли «Южамторг». Поэтому я, как ни странно, прекрасно понимаю, какие юридические «ловушки» ждали Краевского, вынужденного и на территории Аргентины следовать советским законам.

Ну, например, советская организация (если это не посольство, а корпункт или «Южамторг») неизменно и неизбежно оказывается в «серой зоне» в том смысле, что не может зарегистрироваться как местная фирма. Я, например, вынужден был половину корпоративных счетов оплачивать личной банковской картой: по той причине, что у корпункта такой карты не было, ибо, с точки зрения местных законов, корпункта не существовало.

Допускаю, что с подобной проблемой мог столкнуться и Краевский, который был вынужден проводить часть операций «Южамторга» как физическое лицо. Но, судя по всему, он подошёл к этому весьма творчески: завёл не только личный счет, а и личную фирму, осваивая через него государственные деньги на нужды не только «Южамторга», но и себя любимого.

Мир тесен, и коммерческие контрагенты «Южамторга» не могли не сообщить об этой внешне очень странной схеме своим властям. Те, в свою очередь, могли найти такие схемы не просто странными, а подозрительными. Вкупе с и так непростой репутацией Советской республики это не могло не порождать дополнительных вопросов.

Естественно, выходец из буржуазного Уругвая посол Фругони понятия не имел обо всех этих особенностях существования в советской системе. Но если, приехав в Москву, он решил бы поинтересоваться, где же теперь оказался первый директор «Южамторга» Борис Краевский, то узнал бы, что в 1934 году тот стал кавалером Ордена Трудового Красного Знамени, а в 1937 году — репрессирован.

Социалистам коммунистов было действительно не понять.

Кто же, социалисты или коммунисты, заняли более принципиальную позицию, когда вспыхнула Вторая мировая?

В контексте этой книги можно точно сказать, что в начале Второй мировой войны более принципиальными по отношению к странам «Оси» в Уругвае были социалисты.

Напомню, что это они уже в 1940 году инициировали парламентское расследование «дела Фурмана», что и привело к разрыву уругвайско-германских отношений.

Коммунисты в 1940 году больше молчали. Ведь они были связаны клятвой верности Коминтерну и СССР, а, соответственно, клятвой верности пакту Молотова-Риббентропа, Сталина-Гитлера.

Фругони же в отношении советского строя иллюзий не питал ни до, ни во время, ни после своей работы посланником Уругвая в Советском Союзе.

В своей книге «Красный сфинкс» он написал и о Сталине:

«Необходимо напомнить, что в СССР нет ни чиновника, ни руководителя, который, каким бы выдающимся он ни был, проводил бы свой собственный курс.

Только один человек, без сомнения, мог похвастаться тем, что проводит свою политику в соответствии с собственными концепциями и соображениями. Это — Сталин. Правящая и единственная в стране партия в его руках» {110} 110 Frugoni. Р. 24. Стоит отметить, что посла Фругони я цитирую в переводе А. И. Сизоненко. .

Идеологию ВКП(б) Фругони определял как «псевдокол-лективистский фанатизм». Её политику в отношении отдельно взятого гражданина — «негибкой и неумолимой».

Иными словами, назначив именно Фругони первым посланником в СССР после восстановления дипотношений на пике Второй мировой войны, уругвайские власти поступили оригинально.

С одной стороны, местные коммунисты могли быть довольны: отношения с большевиками восстановлены. С другой стороны, настройкой этих отношений занимался человек, который знал, где сказать «стоп» и ВКП(б), и КПУ.

Иными словами, власть имущие в Монтевидео быстро сообразили, что мир изменился, и быстро нашли правильный баланс в политических отношениях со всеми тремя державами «Большой тройки». Замечу ещё раз: наладив отношения со

всей «Большой тройкой» и порвав с «Осью», войну Германии Уругвай при этом так и не объявлял до самого 1945 года!

Однако были в Уругвае и такие, кто хотел большего. Уругвайцы всё-таки вступали в войну — в индивидуальном порядке.

Для одного из них всё началось в том самом порту Монтевидео, где с борта зашедшего туда британского военного корабля свисало совсем не военно-морское объявление: «Записывайтесь в Королевские ВВС!» Его-то и увидел оказавшийся в Монтевидео 25-летний провинциал Хулио Хиль Мендес.

Даже тот, кто ни разу в жизни не бывал в Уругвае, почувствует: адрес «город Мерседес, департамент Сориано» — это где-то совсем в глуши. Так и есть. Но именно туда, в провинциальный Мерседес, из столичного Монтевидео ушло одно из самых поразительных писем за всю уругвайскую историю.

Главный уругвайский герой Второй мировой войны: лётчик Хулио Хиль Мендес

Из письма, которое Хулио Хиль Мендес написал брату Лионелю в июле 1941 года:

«Дорогой брат, представляю себе, что ты подумаешь, когда будешь читать это письмо, но моё желание каждый день познавать что-то новое, жажда приключений и путешествий оказываются сильнее моего разума… Мне представилась прекрасная возможность увидеть другие континенты и пожить в состоянии постоянной опасности. А это — то, что мне всегда нравилось, и чего я всегда желал.