Юрий Пантелеев - Морской фронт

Капитан 2 ранга В. С. Чероков доложил, что два торпедных катера только что вернулись из боевого похода, в котором они потопили сторожевой корабль противника в районе Порккалан-Каллбода.

Усталый, озабоченный вернулся в штаб командующий флотом, принял мой краткий доклад о ночных событиях. В раздумье сказал:

— Сегодня нам будет жарко.

Стало совсем светло. На берегу и на кораблях резко били зенитки по воздушным разведчикам противника.

Ровно в шесть часов утра отовсюду стали поступать донесения, что фашисты двинулись вперед. Противник наступает по всему фронту, но главный удар наносит с востока, где в наступлении участвуют две стрелковые дивизии.

Так начался третий штурм Таллина.

Как и следовало ожидать, вслед за разведчиками над рейдом появились фашистские бомбардировщики. Они начали яростные атаки по крейсеру и эсминцам. Корабли маневрировали, уклоняясь от прямого попадания бомб. Гул залпов тяжелых орудий перекликался с резкими частыми хлопками береговых и корабельных зениток.

На всех участках обороны разгорелись кровопролитные бои. Сказывалось превосходство противника в артиллерии и особенно в авиации. К исходу дня ему удалось вклиниться в нашу оборону на восточном и юго-восточном участках. Несколько лучше положение сложилось на пярнуском направлении. Здесь оборону держал отряд моряков полковника Костикова. Рослые здоровые матросы с кораблей и батарей береговой обороны, прослужившие на флоте по пять-шесть лет, дрались умело и самоотверженно. Их оставалось немного, но они сдерживали натиск целого полка фашистов.

О героических делах людей этого отряда когда-нибудь напишут волнующую книгу. И тогда перед нами вновь возникнет образ матроса комсомольца Ломако. Он лежал у пулемета и вел огонь по наступающей вражеской пехоте. Несколько раз фашисты поднимались в атаку и каждый раз откатывались. Тогда они пошли на хитрость. Несколько гитлеровцев поползли в обход, чтобы незаметно подкрасться к окопу. Ломако делал вид, будто их не замечает, подпустил совсем близко и в решительный момент бросил связку гранат. Ни один из гитлеровцев не поднялся.

Орудийный расчет 45-миллиметровой пушки во главе с младшим сержантом Красильниковым отбил десятки вражеских атак, в упор расстрелял пять пулеметов противника вместе с прислугой…

Единственное, о чем просили моряки Костикова, — дать побольше боеприпасов.

Увы, со снарядами, гранатами, патронами было туго. И отряду Костикова пришлось отойти.

Комфлот посовещался с генералом Николаевым. Решено предпринять контратаки. В штабе разработали план, дали необходимые указания командирам частей и кораблей. 21 августа наши части попытались контратаковать противника, но потерпели неудачу и снова были потеснены.

Фланг 22-й мотострелковой дивизии к вечеру этого дня упирался уже в бухту Колга-Лахт. Здесь он закрепился, поддержанный усиленным огнем 12-дюймовой батареи острова Аэгна и канонерскими лодками «Москва» и «Амгунь», беспрерывно находившимися на фланге дивизии. Это уже всего в 32 километрах от города…

Чтобы выправить положение, командование Северо-Западного направления приказало флоту высадить морской десант в тыл фашистам в районе Виртсу. Комфлот утвердил план. Генерал-лейтенант А. Б. Елисеев получил указание срочно сформировать десантный отряд и организовать его высадку.

23 августа отряд в составе пяти тысяч моряков при поддержке огня эсминца успешно высадился в заданном районе и поднял большой переполох во вражеском тылу. Но моряки, располагавшие только ручным оружием, не могли долго продержаться: враг бросил против них артиллерию и танки. 26 числа остатки десанта были сняты с побережья.

Последующие дни особых изменений в обстановке не принесли. По всему фронту велись ожесточенные бои, противник нес большие потери, но медленно продвигался вперед. Все батареи нашей Главной базы, корабли с рейда, канлодки из бухты Колга-Лахт, эсминцы из района Рохукюла вели беспрерывный огонь. Гул канонады не стихал ни на минуту, и мы уже привыкли к нему.

В моей случайно уцелевшей рабочей тетради есть запись, датированная 24 августа: «Под Ленинградом дела плохи. И мы тоже переживаем критические дни. Начали постановку тылового минного заграждения к северу и югу от острова Сескар. Думал ли я, что когда-нибудь здесь будем ставить мины?! Ведь это всего в пятидесяти милях от Кронштадта и шестидесяти милях от Ленинграда! Выставили около четырехсот мин. В Таллине отошли на рубеж реки Пирита, с палубы „Виронии“, куда перешел штаб флота, в бинокль отчетливо видим противника. Отряд Костикова в шестнадцати километрах южнее Палдиски. Корабли и береговые батареи весь день грохочут всеми своими калибрами…»

Остались в памяти донесения о дерзких набегах наших бронепоездов, построенных рабочими Таллина. Один из них проскочил в тыл к фашистам и у станции Кийза высадил своеобразный десант моряков. Они уничтожили подразделение фашистов и захватили много пулеметов. Бронепоезда наводили панику в рядах противника, разрушали огневые точки и уничтожали танки. Это была хорошая поддержка нашей измученной беспрерывными боями пехоте.

Крейсер «Киров», лидер «Минск», все эсминцы и канлодки под аккомпанемент тяжелых орудий береговой обороны ведут огонь и днем и ночью. Наши корректировщики в войсках работают отлично. С фронта получаем десятки телефонограмм с самыми горячими словами благодарности за огневую поддержку пехоты. Помню, как какой-то пехотный командир громко кричал в телефонную трубку:

— Я — «Факел». Я — «Факел». Спасибо, братишки! Здорово лупите! Дайте еще матросского огонька!..

От залпов все содрогается вокруг.

Снимается с якоря конвой, идущий в Кронштадт. В его составе транспорты с ранеными, танкер № 11 и старый эсминец «Энгельс». За судьбу этого конвоя мы очень беспокоимся.

На причале встречаю возбужденного бригадного комиссара К. П. Добролюбова. Он хватает меня за руку и восторженно восклицает:

— Какой у нас народ! Богатыри!

Он рассказывает о зенитчиках, которые ведут огонь по пехоте на Нарвском шоссе. Мы годами были приучены к тому, что зенитные пушки устремлены в небо и ведут огонь только по воздушному противнику. А теперь зенитчики дрались в боевых порядках нашей пехоты и прямым огнем останавливали фашистские атаки. Наш зенитный дивизион огнем своих пушек уничтожил за день сотни фашистов, четыре минометные батареи и восемь пулеметов. А командир зенитно-пулеметной роты младший лейтенант Казбан, замаскировав свои установки, подпустил вражеские цепи на близкое расстояние, а потом хлестнул по ним из двух десятков стволов. Вся поляна была усеяна трупами гитлеровцев.