Юрий Пантелеев - Морской фронт

У нас были замечательные люди. Многие из них прошли суровую проверку в войне с белофиннами. Ряды моряков надежно цементировались мощной партийной организацией флота. Единству тактического мышления командного состава во многом способствовали новый Боевой устав флота и Наставление по ведению морских операций, изданные в предвоенные годы. В этих основных оперативно-тактических документах концентрировались многолетний опыт наших кадров и проверенные жизнью теоретические положения советского военно-морского искусства.

О силах нашего вероятного противника на Балтийском театре мы располагали довольно точными сведениями и легко могли сопоставить его возможности с нашими.

В июне 1941 года в немецких базах Балтийского моря и в Норвегии находились один линкор, четыре крейсера, тридцать четыре миноносца, около восьмидесяти подводных лодок и большое количество торпедных и сторожевых катеров. К этому надо добавить 71 боевой корабль флота Финляндии, имевшего два броненосца береговой обороны, пять подводных лодок, минные заградители и торпедные катера.

Как видите, силы немалые, хотя бывшие фашистские адмиралы в своих мемуарах и пишут сейчас, что Гитлер якобы не предполагал держать на Балтике мощный флот.

Фашистский флот располагал разветвленной сетью баз, вполне оборудованных и хорошо прикрытых системой морских и зенитных батарей.

А наши новые базы в Прибалтике совершенно не были готовы к приему и обслуживанию флота. Беспокоились мы и за важнейшую морскую коммуникацию Кронштадт — Таллин. Проходила она по сравнительно узкому, вытянутому с запада на восток Финскому заливу. Весь северный его берег от Выборга принадлежал Финляндии. Побережье это изрезано густейшей сетью шхер с большим числом закрытых бухт, оборудованных портов и баз. Внутренние шхерные фарватеры, невидимые с моря, обеспечивали скрытый маневр финскому флоту и возможность внезапного появления его на наших коммуникациях.

Мы же не располагали укрытыми от наблюдения с моря фарватерами. Навигационные опасности (банки, мели, острова) ограничивали плавание в заливе лишь строго определенными курсами. На нашем южном берегу мы не имели ни портов, ни бухт для хотя бы временного, но надежного укрытия кораблей на переходе.

Нам было ясно, что мы должны быть начеку. Вот почему далеко за полночь светились окна штаба.

Вплотную к нашему зданию примыкал Дом управления политпропаганды КБФ. Начальником его был тогда старый балтийский моряк, опытный политработник Петр Иванович Бельский. Всегда спокойный, жизнерадостный, остроумный, он умело наладил совместную работу этих двух ведущих органов управления флота. Все вопросы решались совместно, дело спорилось.

Командующий приказал мне детально проверить подготовленность флагманского берегового командного пункта, заранее оборудованного за городом в укрытом месте. Почти целый день пробыли мы там с начальником связи флота полковником Зерновым и офицером штаба капитаном 2 ранга Богдановым. Командный пункт, все его линии связи: радио, телеграф и телефон — были в полной готовности. Туда завезено было все необходимое, вплоть до топлива для кухни. Штабы военно-воздушных сил и береговой обороны получили приказание провести без шуму подобную же проверку своих командных пунктов.

Спустя несколько дней я вылетел в Ленинград, чтобы согласовать некоторые вопросы со штабом Ленинградского военного округа. Начальника штаба генерал-майора Д. Н. Никишева я застал в возбужденном состоянии.

— Вы посмотрите, что делается! — Держа в руках несколько только что полученных телеграмм, он подвел меня к карте: — Вот здесь по всей границе финнами убраны пограничные столбы, наши повалены и поломаны. Финские пограничники и все местное население ушло в глубь страны… Граница открыта… Это же война!

В кабинет беспрерывно входили офицеры, звонили телефоны. Люди были заняты. Я постарался побыстрее закончить дела.

Наш гидросамолет МБР-2 не спеша летел над гладью залива. В небе ни облачка. Слева и справа видны берега, но берег правый — финский — уже не казался уютным и приветливым.

Благополучно сев на морском аэродроме и быстро добравшись до штаба, я доложил Военному совету флота, что в штабе Ленинградского военного округа нет сомнений в реальности войны. Во время моего доклада поступило донесение, что с утра над Либавой и ее окрестностями опять беспрерывно летают на небольшой высоте нацистские самолеты. Пограничники сообщали, что концентрация немецких войск на границе продолжается.

В приемной меня ожидал моложавый подполковник— начальник штаба отряда пограничных войск. Лицо его озабочено. Войдя в кабинет, он доложил, что в последние дни задержано небывалое количество нарушителей границы.

— И с неба сыплются, и пешим ходом проникают, и из-под воды вылазят! Ловим и организованные банды, иногда переодетые в нашу форму. Имеют задачу нарушать средства связи, взрывать мосты и дороги, убивать наших офицеров. А сегодня, — продолжал подполковник, — привели перебежчика-эстонца, твердит одно: «фашисты через два дня нападут на Советы». Если, говорит, я наврал, расстреляйте меня на третий день!

О том же предупреждали нас в последние дни разными путями и из различных мест. Мы получали письма от людей, видимо искренне желавших Советской стране добра. Наши самоотверженные друзья с опасностью для жизни переходили границу, чтобы предупредить о надвигающейся беде. Мой старый сослуживец, капитан 1 ранга М. Воронцов — наш военно-морской атташе в Германии, сообщил о том же в Москву по дипломатической линии.

Мы по своей инициативе предприняли некоторые меры. Запомнился мне день 19 июня 1941 года, когда Военный совет Балтийского флота решил привести флот в повышенную оперативную готовность. Записав в рабочую тетрадь указания командующего, я хотел уже уходить, но адмирал меня задержал. Он позвонил в Москву и вызвал Народного комиссара Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецова.

— Товарищ Нарком, — говорит Трибуц, — у меня сложилось мнение, что нападение Германии возможно в любой час. Надо начинать ставить заграждения, иначе будет поздно! Считаю необходимым повысить оперативную готовность флота… — Положив трубку, адмирал облегченно вздохнул. — С повышением оперативной готовности флота согласился, но… приказал быть осторожными, не лезть на провокации. А с постановкой мин велел подождать. Давайте действовать!

Я пулей полетел к себе. Меня уже ждал начальник оперативного отдела Г. Е. Пилиповский.

— Ну как?

— Все в порядке, объявляйте готовность номер два.

Через несколько минут наш штабной дом был объят деловой суетой. Готовность номер два — это еще не боевая тревога, но делать надо было многое. Во дворе гудели автомашины. Командиры так называемого первого эшелона штаба торопливо выносили чемоданы и портфели с оперативными документами. Матросы грузили имущество. Все делалось быстро, бегом, ибо для перехода на береговой командный пункт существовал определенный норматив времени. Люди понимали, что это уже не учебная тревога.