Денис Черевичник - Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVII-XX вв.

У мексиканцев, как и у их далёких предков с Иберийского полуострова, ножи являлись органичной частью мужской культуры и символом самоидентификации. Мексиканские омбрес, как и испанцы, соблюдали все канонические нормы и требования дуэльного кодекса, включая использование дуэлянтами равноценного оружия. Хотя в уличных драках мексиканцы также использовали камни и палки, но всё же наиболее распространённым оружием, которое уже само по себе обеспечивало равенство противников, был нож.

Рис. 17. Мексиканские кабальеро, 1850 г.

Независимо от размера или назначения, ножи в первую очередь были не оружием, а хозяйственно-бытовыми инструментами, а следовательно легитимными и легкодоступными. Ножи были настолько популярны, что использовались даже для самоубийств. Пока в Мехико-Сити не ворвалась мексиканская революция, использование в конфликтах пистолетов было крайне редким явлением. В 1903 году некий Фаустино Гарсиа напал с ножом на полицейского Карлоса Риваса. И несмотря на то, что Ривас получил несколько порезов лица, он использовал свой служебный пистолет лишь для того, чтобы колотить им Гарсиа как дубинкой, а стрелял исключительно в воздух, для вызова подмоги [913] Piccato, Pablo. City of suspects: crime in Mexico City, 1900-1931, Duke UniversityPress, US (2001), p.90. .

Ношение и использование ножей являлось в Мексике неотъемлемым элементом личной репутации. Некоторые забияки даже носили по два ножа. Франциско Герреро, прославленный насильник и убийца, известный как El Chalequero — «Швец», в момент ареста в 1881 году имел при себе нож и ножницы. Одной из своих жертв он сообщил, что никогда не выходит без оружия. Проститутка Мария Вилла показала на суде, что она всегда носила с собой складной нож, хотя и не умела им пользоваться. Некая Элпидия Н. делала из мужа посмешище, публично заявляя, что он «росо hombre» — «не мужик», так как «даже не носит нож» [914] Ibid . Ножи в мексиканской культуре являлись ключевыми объектами, символизирующими насилие. Например, осуждённая за убийство Мария Вилла, известная как La Chiquita — «Малышка», верила, что, если нож упал на пол, наверняка предстоит драка [915] Ibid .

В Мексике использование ножа в драке ни для кого не являлось неожиданностью или подлостью. Не считалось это и какой-то уникальной традицией преступного мира — нож был традиционным и совершенно легитимным способом защиты личной чести и репутации внутри сообщества. В августе 1898 года именно таким «законным» способом решили защитить честь и достоинство «компадрес» из местечка Кампо Флорида. Согласно «Mexican Herald», двое старых друзей — Франциско Айспурос и Энрике Арана — вследствие интриг их приятелей серьёзно поссорились. Конфликт тянулся месяц. В конце концов они встретились и после взаимных оскорблений решили покончить с разногласиями в поединке на ножах. Условия этой дуэли были крайне просты: никто из участников не имел права покинуть «поле чести», пока один из них не будет убит.

В условленное время оба дуэлянта прибыли на место поединка. Уже вскоре после начала схватки Арана получил удар ножом в левую часть груди и упал в предсмертной агонии. Айспурос попытался скрыться, но был схвачен жандармом номер 1180 по имени Рейес Трухильо, узнавшим о случившемся от одного из очевидцев дуэли. Айспурос был взят под стражу, доставлен в полицейский участок, а Арану перевезли на носилках в больницу Хуарес. Осмотрев его, врачи пришли к выводу, что полученные ранения несовместимы с жизнью [916] The New York Times, 19 August 1898. .

Далеко не всегда поводы для вызова на дуэль были такими романтическими, как соперничество в любви или задетая честь семьи. Нередко причиной конфликта служили самые заурядные оскорбления или ругательства, обычно классифицируемые исследователями культуры народных поединков как «дуэльные слова». Под этим термином понимался определённый набор слов и выражений, являвшийся частью дуэльного ритуала и элементом провокационного поведения, предшествовавшего вызову на поединок. Как правило, брошенные в ссоре «дуэльные слова» становились точкой невозврата. Самыми распространёнными оскорблениями были «puta», «cornudo», «alcahuete», «са-bron» — «шлюха», «рогоносец», «сводник», «козёл». У мексиканцев неиндейского происхождения встречались такие традиционные испанские оскорбления, как «регго» — «пёс» и «borracho» — «пьяница». Популярной была также фраза, и сегодня считающаяся культовой у гопников всего постсоветского пространства: «Рог que venis a mi barrio?» — «Ты чего припёрся в мой район?».

Использовались оскорбления с гомосексуальным подтекстом, например, «joto» — «женоподобный». В ходу были «pendejo» — «придурок», «hijo de puta» — «сын шлюхи», «carajo» — «член». Типично испанское оскорбление «hijo de puta» широко использовалось крестьянами Центральной Мексики. А вот популярное в сегодняшней Мексике ругательство «hijo de la chingada» — «сукин сын» не встречается в источниках колониального периода. Тридцать пять из восьмидесяти существовавших оскорблений несли сильную мачистскую окраску: «Если ты мужик, выходи и сражайся», «Остановись, если ты мужик», «Ты не мужик», «Здесь собрались одни овцы, и я собираюсь их всех отлупить», «Вы — стадо придурков», «Здесь только я мужик» или наиболее частое: «Теперь мы увидим, кто здесь настоящий мужик». Один индеец как-то заявил: «Soy mucho hombre» («Я настоящий мужик»). В Центральной Мексике использовали традиционные испанские оскорбления «регго», «hijo de puta», «borracho», «pu-егсо» — «боров», «mierda» — «дерьмо», а также выпады в отношении цвета кожи: «negro», «mulato». В ходу были такие оскорбления, как «сплетник», «вор», «насильник», и богохульства, например, «Ave Maria Diablos» [917] Taylor, William B. Drinking, homicide & rebellion in colonial Mexican villages, Stanford University Press (1979), pp. 82-83. .

А иногда причиной дуэли становились уж совершенно ничтожные и абсурдные поводы, как, например в инциденте, свидетелем которому в 1849 году стал офицер флота США Генри Вайс. Некий леперо — мексиканский собрат римских лаццароне — случайно уронил на землю только что купленную плитку шоколада. Другой леперо, оказавшийся рядом, видимо, счёл шоколад своей законной добычей, поднял его и откусил большой кусок. Законный владелец лакомства тут же взмахнул тяжёлыми стальными шпорами, которые держал в руке, целясь в голову наглеца. В следующее мгновение оба выхватили ножи и намотали на левые руки накидки-серапе. Вайс заметил, что клинки их ножей были неодинаковы — у одного около 20 сантиметров в длину, у другого короче 10. Оба леперо производили впечатление искусных бойцов. Минуту или две они следили друг за другом, как готовые к броску дикие кошки, осторожно двигаясь то в одну, то в другую сторону, отвлекая внимание ложными выпадами защищённой руки или топнув ногой. Неожиданно оба сделали несколько молниеносных выпадов. На шее владельца шоколада появилась длинная рана, а его противник, получив удар коротким ножом, рухнул на землю. Когда всё закончилось, Вайс подошёл к убитому взглянуть на причину его смерти и обнаружил две раны от ножа в области сердца. Никто из присутствующих даже не попытался задержать убийцу, и вскоре он спокойно покинул место драмь [918] Wise, Henry Augustus. Los gringos: or, An inside view of Mexico and California, with wanderings in Chili, Peru and Polynesia, New York (1849), p. 239. .