Денис Черевичник - Всемирная история поножовщины: народные дуэли на ножах в XVII-XX вв.

Рис. 2. «Чавета» — сапожный нож мексиканских Рис. 3. Голландские «дуббелтье», 1724 г. дуэлянтов.

Но ни один из этих суррогатов ножа не сравнится с популярностью и смертоносностью другого немудрёного инструмента, неразлучного спутника брадобреев с библейских времён — старой доброй опасной бритвы. Уместно будет упомянуть три основные и самые многочисленные группы ценителей и поклонников этого оружия: члены итальянской каморры, уличные банды Рио-де-Жанейро и Лиссабона и, наконец, чернокожие американские маргиналы. Так как уважаемые «пиччиотти» Неаполя использовали бритву исключительно в ритуальных целях, о которых мы поговорим позже в главе о шрамировании, то сразу же можно двигаться дальше, по оставленному бритвой кровавому следу, ведущему от берегов Чёрного континента в Новый Свет.

Европейцы, слабо знакомые с американской историей, хихикают над кажущейся бессмысленностью глупых клише из голливудских комедий положений с копами, бесконечно поедающими пончики, и машинами, сотнями сшибающими вездесущие пожарные гидранты. И только лишь сами американцы да, может быть, ещё пара-тройка европейских культурологов или знатоков истории рекламы вспомнят, что известная американская сеть закусочных, столкнувшаяся в эпоху сухого закона с угрозой вымогательства, спаслась оригинальным маркетинговым ходом: каждый коп, дежуривший в ночную смену, получал кофе и пончик бесплатно. Поэтому всю ночь в их забегаловках толпились патрульные, жующие пончики, и вскоре злоумышленники оставили эту компанию в покое. Чу а то, что пожарный гидрант в США — «священная корова», каждый американец знает с детства. Огромные штрафы грозят каждому несчастному, повредившему гидрант или даже просто посмевшему запарковать рядом машину. Гидрант стал для янки неким сакральным, почти фрейдистским символом подавления личной свободы. Именно поэтому фрустрированные гидрантами американцы радостно рукоплещут каждой машине, сбивающей на экране столь ненавистный им пожарный кран.

Назовём это эндемичным культурным феноменом — уникальным явлением, специфичным для определённой культуры. Таким же феноменом можно назвать симбиоз чёрного американца и опасной бритвы. Чо когда произошла эта судьбоносная встреча, и как возник этот странный союз? Законодательство молодого американского государства не баловало своих белых граждан либеральными взглядами на ношение холодного оружия. И уж тем более совсем не миндальничало с чернокожими. Массмедиа и белое общественное мнение традиционно интерпретировали образ чёрного раба как стихийное жестокое и порочное начало. Лучше всего популярную точку зрения выразил в 1852 году журналист и писатель сэр Джон Эдвард Салливан: «К счастью, неграм запрещено носить с собой любое оружие и даже ножи, так как ссорятся они часто, а страсти и мстительность их при этом настолько жестоки и кровожадны, что результатом явилось бы непрекращающееся кровопролитие» [1236] Sullivan, Edward Robert. Rambles and scrambles in North and South America, London,Richard Bentley (1852), p. 276. .

Рис. 4. Американская парикмахерская в Ричмонде. Айра Кроу, 1861 г.

Но господь не оставил без защиты своих агнцев, распевающих для него гимны в церковном хоре. И, видимо, вспомнив свою же фразу «Не мир пришёл я вам принести, но меч», послал он своим чёрным чадам мессию — опасную бритву. Как мы вскоре убедимся, подарок этот пришёлся кстати и стал такой же неотъемлемой частью чёрной субкультуры, как вуду или джаз. Но почему господь в великой мудрости своей выбрал для вооружения бесправных и униженных не пламенеющий меч архангела Михаила или что-то столь же основательное и разрушительное, а невзрачный инструмент цирюльника? Однако провидение знало что делает. Ведь в большинстве цирюлен Нового Света, зловеще ухмыляясь и поигрывая наточенной бритвой, белых клиентов поджидали у кресел… чёрные парикмахеры.

На известной гравюре Айры Кроу, датированной 1861 годом, изображён интерьер парикмахерской в Ричмонде. В кресле с обречённым и испуганным лицом сидит белый клиент, которому приложил к горлу бритву инфернальный чёрный брадобрей. До Гражданской войны чёрные были в парикмахерском бизнесе монополистами. Война изменила ситуацию — некоторое время белые джентльмены Юга не рисковали садиться в кресло к вооружённым бритвами бывшим рабам, против освобождения которых они так долго и упорно сражались. Как в 1865 году грустно заметил редактор виргинской газеты «Petersburg Daily Index»: «Вот раньше у нас были только цветные парикмахеры, а теперь белые стараются ходить только к белым» [1237] Bristol, Douglas Walter Jr. Knights of the razor: black barbers in slavery and freedom, The John Hopkins University Press (2009), pp. 137. . Но, судя по всему, он не вполне владел ситуацией, и сетования его были безосновательны. Хотя в течение 1850-х годов белые неоднократно пытались влезть в этот бизнес, чёрные держали свою нишу цепко и даже вернули территории, отнятые в свое время белыми цирюльниками-эмигрантами. Только в том же виргинском Ричмонде после войны количество чёрных парикмахеров удвоилось. В Новом Орлеане, несмотря на огромное количество эмигрантов и высочайшую конкуренцию, треть парикмахерских держали чёрные. В Мобайле, штат Алабама, чёрные вытеснили с рынка белых конкурентов — двое из троих брадобреев были цветными. И в Саванне афроамериканцы одержали верх — к 1880 году восемь из десяти городских парикмахеров были неграми. Между 1860 и 1880 годами процент чёрных парикмахеров вырос с уважаемых 80 % до невероятных 96 %. Хотя в 1870-м на долю чёрных приходилось только 1/6 парикмахерских в Бостоне и одна треть в Филадельфии, зато в Детройте и Кливленде примерно половина парикмахеров были чёрными, как и две трети в Колорадо. Западное побережье предоставляло чёрным парикмахерам ещё более благоприятные условия. Например, первый чернокожий житель Сиэтла в то же время был и первым в городе парикмахером, а к 1870 году почти половина чёрного населения города работала парикмахерами [1238] Ibid., pp. 137-139. . Таким образом, вскоре опасная бритва, так же как сапожная чавета у мексиканцев или пуукко у финнов, заняла достойное место почти в каждой благочестивой и богобоязненной чёрной семье и на законных правах регулярно посещала церковные службы в жилетных кармашках своих владельцев.

Вместе с внезапно обретённой свободой бывшим рабам в нагрузку достались и её побочные эффекты, такие как личная честь и болезненно обострённое чувство собственного достоинства, что раньше являлось исключительно белой монополией. И то, и другое, соответственно, было необходимо защищать от посягательств. Вот тут-то и пригодился абсолютно легитимный, корпоративно-цеховой аксессуар — бритва. Так же органично, как топор в руках дровосека, смотрелась и опасная бритва в кармане цветного. У белого обывателя она ассоциировалась исключительно с пеной для бритья, помазком, горячими полотенцами и учтивой фразой: «Освежить, масса?»