Фернандо Санчес Ривас - Вооруженные силы Чили: пример империалистического проникновения

М-р Найттер:Не всегда. Иногда — да, иногда — нет. Для нас главное — сохранить наше влияние в регионах, имеющих существенное значение для нашей безопасности. Это означает: лучшим способом содействовать такому развитию событий, которое в наибольшей степени отвечает национальным интересам Соединенных Штатов… это не обязательно должны быть стабильность или внутренняя безопасность этих стран…

Откровенное признание высокопоставленного чиновника американского правительства — военная помощь имеет своей целью защиту интересов Соединенных Штатов, хотя и за счет стабильности и безопасности упомянутых стран, — приобретает особое звучание, если принять во внимание то, что на тех же заседаниях председатель подкомитета Клемент Заблоцки говорил о случае с Чили, стране, которой только что было прекращено оказание всякой экономической помощи в связи со свободным избранием правительства Сальвадора Альенде. Заблоцки сказал: «Здесь мы имеем пример, когда политические соображения должны играть решающую роль, если речь идет о том, чтобы продолжать или приостановить программы военного обучения…»

При обсуждении той же щекотливой темы о военной помощи Чили один из экспертов засвидетельствовал в конгрессе: «Мне кажется, что военная помощь — не лучшее средство направлять события изо дня в день или то, что можно продолжать или прекратить в целях показать свое одобрение или неудовольствие политикой иностранного правительства. Это в большей степени долгосрочные капиталовложения, особенно в плане программ обучения. Личные контакты — это долгосрочные капиталовложения… в которые мы верим».

В случае с Чили, как подтвердили события 11 сентября 1973 года, эта вера оказалась правильной. Здесь длительная работа по идеологическому проникновению принесла ожидаемые плоды: чилийские вооруженные силы полностью сыграли свою роль «вооруженной руки американских монополий» и защитника их будущих экспансионистских возможностей. Хорошо бы было выяснить, многие ли из них — офицеров, сержантов, солдат — стали бы действовать так, как они действовали, если бы знали о некоторых из многочисленных определений их роли, данных военными, законодателями, чиновниками и исследователями Соединенных Штатов при обсуждении проблем идеологической «обработки». Как, например, о таком унизительном определении: «Речь, в целом идет о том, чтобы иностранные офицеры отождествляли цели внешней политики Соединенных Штатов с собственно национальными интересами, понимая под внешней политикой Соединенных Штатов в первую очередь защиту интересов крупного частного капитала». Другой специалист оценивал этот процесс обработки как «перестройку на новый тип верности, переходящей за рамки верности интересам их собственной страны и верности их собственному гражданскому правительству».

Переведенное на общепонятный язык это определение означает превращение латиноамериканского офицера в послушное орудие чуждых экономических интересов. И именно в таком качестве проявили себя чилийские военные «патриоты», не постыдившиеся на церемонии представления хунты говорить о том, что их целью было «восстановление чилийского духа».

Гонсалес:В Пельдеуэ [9] Пельдеуэ — город, где расположено военное училище. у офицеров всегда было множество вещей американского происхождения. Журналы, книги, американские подарки… Не знаю, доставляли ли их люди из американского посольства или кто еще, во всяком случае, откуда-то они появлялись. К примеру, американские радиоприемники, американские виски, много виски. Всегда было в изобилии импортное виски, поскольку у нас появлялись высокопоставленные лица.

Журналист : Какие именно лица?

Гонсалес:Обычно американцы, одетые в гражданское, именно они приезжали на вечеринки к офицерам. Напившись, вылезали во двор, устраивали скандалы… А мы должны были находиться там в качестве охраны… На мою долю выпало дежурство на башне, и по уставу я обязан был бы стрелять в них, поскольку это запретная и опасная зона, но, так как это были янки, я не стрелял, а светил им прожектором… Если бы это был один из солдат нашей части, я должен был бы стрелять. Американцы же бросали на землю сандвичи, одних рвало, другие шумели… А рядом офицеры умирали от хохота. Эти последние вели себя как слуги, тащили им виски и все остальное. Особенно отличался капитан Ларрайн, у него были очень хорошие отношения с гринго [10] Гринго — так в Латинской Америке презрительно называют американцев. , ходил с ними в обнимку. А когда американцы собирались уезжать на своих машинах, офицеры посылали за солдатами, чтобы те таскали чемоданы, поскольку иной раз янки приезжали без чемоданов, а уезжали с чемоданами.

Журналист : Что за чемоданы? Они увозили чемоданы из части?

Гонсалес:Да. Американцы просматривали полковые журналы, в которых регистрировались все приказы по гарнизону, все ежедневные приказы по армии. Они увозили такие чемоданчики черного цвета, думаю, что с бумагами, хотя точно мне неизвестно. Встречи всегда проходили ночью, от двух до пяти или шести утра. Иногда прибывали вертолеты с американскими офицерами, которые порой просиживали целые сутки с нашими офицерами. Это были деловые встречи, хотя и после них устраивались пирушки. Говорили, что эти американские офицеры прибывали из Панамы. Нас уверяли: применение пыток вызывалось интересами национальной безопасности, от того, что скажет истязаемый, зависит национальная безопасность, мир и спокойствие. Нам говорили: эти люди, люди левых убеждений, являются людьми, ничего общего не имеющими с национальными интересами, что они как будто бы иностранцы в собственной стране.

Журналист: И в чем же, по их мнению, состояли национальные интересы?

Гонсалес:Национальные интересы? Разговор обычно шел о конституции, мире, флаге, национальном суверенитете. Да, о национальном суверенитете говорилось много: «Что наша страна — страна суверенная.

В часть приезжало много американцев, и не только с визитами. Они приезжали для обучения разговорному английскому языку избранных людей, из офицеров. Я видел две делегации американцев, прибывших для специального обучения офицеров. Например, тактике наступательного боя… Американцы вели в училище два курса. С ними отлично обращались, а мы не могли и приблизиться к ним. Мы не могли даже поговорить с теми людьми, которых они обучали. Это было строжайше запрещено под предлогом безопасности.