Политбюро и дело Берия. Сборник документов

ОТВЕТ: Как видно из дел, с которыми я ознакомился, следствие по делам Кедрова и Голубева вели Мешик и Либензон, а руководил ими Кобулов Богдан.

ВОПРОС: В этот период времени Кобулов Б. подчинялся вам как первому заместителю наркома внутренних дел СССР?

ОТВЕТ: Да, конечно.

ВОПРОС: Вы предложили Кобулову и Мешик искусственно создать уголовное дело против Голубева и Кедрова И. М.?

ОТВЕТ: Нет, конечно.

ВОПРОС: Вы сами верите в то, что Кедров И. М. и Голубев были немецкими шпионами?

ОТВЕТ: Беглый просмотр архивно-следственных дел Кедрова и Голубева дает основание сказать, что вряд ли они были немецкими шпионами.

ВОПРОС: Разве не абсурдным было утверждение следствия о том, что якобы Кедров И. М. получил от германской разведки задание написать заявление в ЦК ВКП(б) о преступлениях Берия?

ОТВЕТ: Да, такое обвинение и неправдоподобно, и абсурдно.

ВОПРОС: Но ведь Кедров и Голубев, как это видно из их первых протоколов допроса после ареста, были арестованы в связи с обвинением их в том, что они направили заявление в ЦК ВКП(б), в котором указывали о преступных действиях вновь назначенного наркома внутренних дел СССР Берия Л. П. Как же вы могли дать указание об аресте Кедрова И. М. и Голубева?

ОТВЕТ: Я уже сказал, что не помню, какие у меня были тогда основания для ареста Кедрова И. М. и Голубева. Возможно, они находятся в их агентурном деле.

ВОПРОС: Теперь расскажите о судьбе отца Кедрова — Кедрова Михаила Сергеевича. Вспомнили вы теперь о деле Кедрова М. С.?

ОТВЕТ: Нет, не вспомнил.

ВОПРОС: Вам предоставляется возможность ознакомиться с материалами архивно-следственного дела № 100219 и агентурного дела на Кедрова М. С. Вы имели отношение к следствию по этому деду?

ОТВЕТ: Я этого не помню, но думаю, что не имел отношения к следствию по этому делу, так как уже беглый просмотр дела говорит о его исключительно безобразном характере, и я бы, наверное, его помнил.

ВОПРОС: Вам известно, что следствие по делу М. С. Кедрова велось с применением незаконных приемов следствия?

ОТВЕТ: Мне неизвестно, так как этого дела, как я уже показал, я не могу вспомнить. Об этом мне стало известно сейчас при ознакомлении с агентурным делом.

ВОПРОС: Вам оглашается выдержка из показаний Кедрова М. С.:

«Затем начались непрерывные, в течение 22 часов в сутки, безмолвные «допросы» с предложением «давать показания», и несколько суток подобных «допросов» уже совершенно расшатывало нервную систему и создавало полное безволие и готовность сознаться в преступлениях, если таковые на самом деле не были совершены арестованным.

Я не буду приводить всех мер воздействия, применявшихся ко мне в Сухановской тюрьме. Спустя 25 дней, т. е. 9 мая, я был переведен в Лефортовскую тюрьму.

Меры воздействия в этой тюрьме не только не были ослаблены, но усилились и приняли еще больший издевательский характер. Меня часами заставляли стоять в кабинете следователей в безмолвии, навытяжку, в то время как один следователь ложился спать, а другой сидел за столом в ожидании, когда я начну давать показания о моей «шпионской» и «агентурной» работе. Отвратительные издевательства проделывал надо мной в особенности гражданин] Либенсон. Он тряс меня за шиворот и сталкивал со стула, ставил меня, как мальчишку, в угол носом, хватал за бороду, рвал мою гимнастерку и, когда я пробовал отводить его руку, он, грозя мне пальцем, как собаке, говорил: «Тубо! Рукам волю не давай».

Когда в кабинет заходило несколько следователей, гражданин] Либенсон демонстрировал меня перед ними, как дрессированное животное: «Взгляните на эту харю! Шпик! Плюнуть хочется…» и т. д.

В начале июня, после отказа моего сознаться в преступлениях, которые я не совершал, и моего заявления, что я всегда был и остаюсь верным членом партии Ленина — Сталина, гражданин] Мешик отправил меня в карцер «за оскорбление партии», предупредив вместе с тем, что если я захочу давать показания, то буду немедленно возвращен к следователю. Это был не карцер, а форменный погреб, сырой, холодный, с замурованным наглухо окном. Пол совершенно мокрый, загаженный экскрементами.

Держать меня в подобном помещении и в одном нижнем белье после перенесенной мной тяжелой гангрены ноги являлось совершенно ненужной жестокостью, грозившей рецидивом и ампутацией ноги.

После нескольких часов сидения я был возвращен в кабинет (камеру) следователей, причем из-за дрожи во всем теле я не в силах был говорить, и мой общий вид свидетельствовал об ужасном впечатлении, произведенном на меня этой мерой воздействия. Но никакого другого выбора, как подтвердить свою невиновность, у меня не было. На следующий день я снова был вызван гражданином] Мешиком и после нескольких минут объяснений опять отправлен в карцер, теперь уже на двое суток…

Со 2–3 августа я был передан новому следователю гражданину] Албогачиеву. О циничности его высказываний я говорить не буду. В основном они сводились к тому, как и чем меня будут бить, если я в ближайшие же дни не дам показаний.

В первых же числах августа в кабинет, где работал следователь Адамов, вошел гражданин] Мешик. Он спросил, буду ли я давать показания и, получив ответ, что я невиновен, приказал мне встать со стула и принялся меня бить по лицу. Временами останавливался, повторяя свой вопрос, и, слыша тот же ответ, снова меня бил. Затем обратился к Адамову и сказал: «Хочешь, бей его», и Адамов подошел ко мне и тоже ударил меня по лицу».

Вы признаете, что применение подобных преступных методов ведения следствия является издевательством над социалистической законностью?

ОТВЕТ: Конечно, такие методы ведения следствия совершенно недопустимы.

ВОПРОС: Ознакомившись с материалами следственного дела Кедрова М. С., вы убедились в том, что Кедров М. С. Военной коллегией Верховного суда СССР 9 июля 1941 года был оправдан.

Вам предъявляется письмо председателя Верховного суда СССР от 30 августа 1941 года, адресованное вам, с отклонением вашего представления об отмене оправдательного приговора по делу Кедрова М. С.

Значит, вы обращались к председателю Верховного суда СССР с просьбой об отмене оправдательного приговора по этому делу

ОТВЕТ: Я не помню, писал ли я представление председателю Верховного суда СССР об отмене оправдательного приговора по делу Кедрова. Думаю, что нет, так как из осмотренных мною двух дел на Кедрова М. С. я вижу, что по поводу отмены оправдательного приговора Кедрова писался документ на имя председателя Президиума Верховного Совета СССР за подписью Кобулова. Правда, копия этого документа, оставшаяся в агентурном деле, не имеет номера и даты. Я допускаю, что письмо Кобулова из Президиума Верховного Совета СССР поступило в Верховный суд, председатель которого ответил мне как первому заместителю наркома. Но я ответ его в свое время не читал, так как 30 августа находился в командировке в Ленинграде.