Политбюро и дело Берия. Сборник документов

Махрович: Я хотел бы слышать ответ полностью, что он еще сказал?

А.: «Мы совершили ошибку, эти люди более недоступны. Мы вам дадим других».

Махрович: Это был разговор, который вы лично вели с Меркуловым?

А.: Да.

Махрович: Когда это приблизительно происходило?

А.: Это было во второй половине октября.

Махрович: 1940 года?

А.: 1940 года.

Махрович: Не спрашивали ли вы Меркулова, почему эти офицеры являются не до сту иными?

А.: Нет, я не спрашивал его. Я ему в дальнейшем не задавал вопросов.

[…]

Махрович: Теперь, мне кажется, вы упомянули также, что некоторые из группы семи, которые были взяты вместе с вами в Москву, имели беседы с Берия? Не правда ли?

А.: Да.

Махрович: В первую очередь скажите, кто такой Берия.

А.: Берия является министром внутренней полиции.

Махрович: Он является министром НКВД. Правильно ли это?

А.: Да.

Махрович: Это внутренняя полиция?

А.: Да.

Махрович: Теперь он является вице-премьером России?

А.: Да.

Махрович: Вы не присутствовали при этом разговоре?

А.: Нет, я не присутствовал.

Махрович: Знаете ли вы, когда он происходил?

А.: Это было за несколько дней до моего разговора.

Махрович: Таким образом, в октябре 1940 года?

А.: После 10 октября 1940 года.

Махрович: Знаете ли вы, кто участвовал в разговоре с Берия?

А.: Да, я знаю.

Махрович: Кто они?

А.: Подполковник Берлинг, полковник Горчинский, подполковник Букаенский и подполковник Горчинский…

Подполковник Горчинский рассказал мне об этих беседах, когда он возвратился вечером…

Мы постучали в дверь и были пропущены из наших камер в ванную комнату. Мы уселись в ванной комнате, и он рассказал мне в этот вечер о своей беседе с Берия…

Махрович: Расскажите нам точно, что он вам передал относительно разговора с Берия.

А.: Он сказал, что в разговоре было предложено сформировать бронетанковую дивизию. Берия сказал, что он хочет сформировать бронированный кулак. Берлинг поинтересовался: «Откуда мы возьмем офицеров? Я хотел бы получить своих офицеров из Старобольска и Козельска». Об Осташкове речи не было, потому что в Осташкове были в первую очередь пограничная полиция и охрана. На это Берия ответил, разумеется по-русски, что «мы совершили большую ошибку». И он повторил это дважды: «Мы совершили большую ошибку», «мы совершили большую ошибку».

Генеральный прокурор СССР Р. Руденко

18 июля 1953 г.

№ 53/ссов

Помета:

Обложку с росписями об ознакомлении — см. записку от 21. VII. 53 г. № 59/ссов.

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 171. Д. 464. Л. 157–162. Подлинник. Машинопись.

Протокол допроса Н. Т. Берия от 19 июля 1953 г.

Совершенно секретно

Товарищу Маленкову Г. М.

Направляется первичный протокол допроса арестованной Берия Нины Теймуразовны от 19 июля 1953 года.

Приложение: на 5 листах.

[п.п.] Р. Руденко

20 июля 1953 года

№ 55/ссов

Пометы:

Читал. К. Ворошилов. 22. VII. 53 г.

Читал. Л. Каганович

Читал. А. Микоян

Читал. М. Сабуров. 24.VII.53.

Читал. М. Первухин. 24. VII

Протокол допроса

1953 года, июля 19 дня, генеральный прокурор СССР Руденко допросил арестованную Берия Н. Т., которая показала:

Берия Нина Теймуразовна, 1905 года рождения, уроженка с. Гегечкори того же района Грузинской ССР, замужняя, член КПСС с 1940 года, высшее, агрохимик, кандидат с[ельско]/х[озяйственных] наук, проживала в гор. Москве, ул. Качалова, д. 28.

Допрос начат в 14 ч. 10 мин.

ВОПРОС: Расскажите о ваших биографических данных.

ОТВЕТ: Отец мой был мелкий дворянин, имевший 3 га земли. Девичья моя фамилия — Гегечкори. В 1917 году мой отец был убит стражником меньшевиков. После его смерти я воспитывалась у своего неродного (по матери) брата Шавдия в г. Тбилиси. Он работал счетоводом, бухгалтером и содержал меня. Я училась.

В 1921 году, когда мне было 15 лет, меня на воспитание взял мой двоюродный брат Гегечкори Алексей. Он был большевик и работал министром внутренних дел и председателем ревкома.

В 1922 году, когда я училась в 7 классе, я познакомилась с Берия Л. П., который приехал в Баку по служебным делам. Берия я до этого не знала и познакомилась с ним через своего родственника Биркая Давида, который учился в техническом училище. Биркая был сыном железнодорожника, у которого, как мне говорил Берия, он скрывался во время своей работы в подполье.

В 1932 году я уехала с Берия в Баку, а затем, когда его перевели в Тбилиси, я вернулась с ним и его матерью.

Я стала служить счетоводом в банке. В 1924 году у меня родился второй ребенок (первый умер), и я некоторое время была дома. С 1928 года по 1932 год я училась в институте в Тбилиси и по окончании его стала работать. В 1938 году, когда мужа перевели в Москву, переехала вместе с ним туда.

В конце 1938 или 1939 г. поступила в аспирантуру Тимирязевской академии. Там училась до 1942 года. Потом, когда академия вернулась после эвакуации в Москву в 1944 году, закончила аспирантуру, защитив диссертацию. После этого я работала в академии и аспирантуре.

В связи с болезнью в 1948 году работать перестала и годы 1948–1951 лечилась периодически в Карлсбаде.

ВОПРОС: Кто из ваших родственников проживал и проживает в настоящее время за границей, где именно и чем занимается?

ОТВЕТ: Никто из моих близких родственников не проживал и не проживает за границей, за исключением одного Гегечкори, который является моим дальним родственником. Этого Гегечкори я лично не знаю, никогда его не видела. Мне известно, что во времена грузинского меньшевистского правительства Гегечкори был министром иностранных дел, а после изгнания меньшевиков он вместе с другими лидерами эмигрировал за границу. Где он находится, чем он занимается — мне неизвестно, и я никогда этим не интересовалась.

ВОПРОС: Знаете ли вы Шавдия? Кто он?

ОТВЕТ: Шавдия Николай Нестерович является моим родным братом по матери, у которого я проживала с 1918 по 1921 год. Шавдия Н. Н. в настоящее время проживает в Грузии, ему около 60 лет. Он пенсионер.

У Шавдия Н. Н. был сын Тимур не то 1923, не то 1924 года рождения. Когда ему было лет 14–15, моя мать неоднократно обращалась ко мне устроить Тимура на работу или учебу, так как он был связан со всякими подозрительными лицами и чуть ли не начал заниматься воровством.

Вспоминаю, что в 1941 году, незадолго до войны, позвонил мне Рапава — б[ывший] нарком государственной] безопасности Грузии и сообщил по телефону, что он прибыл в Москву и привез с собой моего племянника Шавдия якобы с моего согласия. Я ответила Рапава, что согласия моего на это не было, что это выдумала мать Шавдия с целью избавиться от него. Рапава заявил мне, что «это не мое дело, делай с ним, что хочешь». Я вынуждена была принять племянника в свой дом, где он и прожил одну неделю. Я не помню, кому позвонила из работников Министерства внутренних дел, а может быть, попросила начальника] охраны Саркисова устроить племянника в военную школу, полагая, что только в условиях строгой дисциплины он может быть перевоспитан. Мне сказали, что его устроили в военную школу.