Перри Андерсон - Размышления о западном марксизме

Дело в том, что вопросы, на которые в свое время не дало ответа поколение Ленина, невозможно было решить ввиду разрыва между теорией и практикой в эпоху Сталина. Несмотря на продолжительные поиски и окольные пути их решения западным марксизмом, они до сих пор ждут ответа. Эти вопросы лежат вне сферы компетенции философии. Они касаются центральных экономических и политических реалий, господствующих в мировой истории в последние 50 лет. Рамки нашей работы не позволяют дать анализ этих вопросов, и мы ограничимся лишь простым их перечислением. Прежде всего надо ответить на вопрос: «Какова подлинная природа и структура буржуазной демократии как типа государственной системы, ставшей нормальным, обычным способом капиталистического правления в передовых странах? Какой тип революционной стратегии способен свергнуть эту историческую форму государства, в столь многом отличающейся от той формы, что была характерна для царской России? Какими могли бы быть институциональные формы социалистической демократии на Западе вне ее?» Марксистская теория практически не затрагивала эти три вопроса (особенно в их взаимосвязи).

Какова роль и позиция нации как социального образования в мире, разделенном на классы? Более того, каковы сложные механизмы национализма как воплощения массовых стихийных сил, сложившиеся за последние два столетия? Начиная со времен Маркса и Энгельса эти вопросы не получили адекватного ответа. Каковы современные законы развития капитализма как способа производства, и существуют ли новые формы кризиса как их проявление? Каковы действительные характеристики империализма как мировой системы экономического и политического господства? В настоящее время над этими вопросами только что стали вновь задумываться, но только уже в условиях, значительно изменившихся со времен Ленина или Бауэра. Наконец, каковы основные черты и динамика бюрократических государств, возникших в результате социалистических революций в отсталых странах? Что роднит и отличает эти режимы друг от друга? Как стало возможным, что за разрушением пролетарской демократии после революции в России последовали революции в Китае и других странах, где пролетарской демократии не существовало с самого начала? Есть ли определенные границы у такого процесса? Троцкий начал анализ революции в России, но не дожил до следующих революций. Именно этот ряд вопросов составляет задачу, которую необходимо решить историческому материализму в настоящее время.

Предпосылкой для ее решения, как мы уже говорили, стал рост массового революционного движения, свободного от организационных ограничений, в сердце индустриального капитализма. Только при этом условии станет возможным новое объединение социалистической теории и практики рабочего движения, способное вдохновить марксизм на обретение знания, которым он сегодня не обладает. В каких формах новая теория может возникнуть и кто будет ее носителями, предугадать трудно. Было бы ошибочным думать, что эти формы будут обязательно повторять классические модели прошлого. Практически все основные теоретики исторического материализма от Маркса и Энгельса до российских большевиков, от видных теоретиков австромарксизма до выдающихся мыслителей западного марксизма были интеллигентами, вышедшими из имущих классов чаще всего крупной, а не мелкой буржуазии [5-13]. Только Грамши родился в бедной семье, однако и его происхождение было далеко не пролетарским. Невозможно не видеть в такой закономерности свидетельство временной незрелости международного рабочего класса в целом с точки зрения всемирно-исторической перспективы. Достаточно вспомнить о последствиях для Октябрьской революции нестойкости большевистской старой гвардии, политического руководства, в большинстве своем интеллигентов по происхождению, вставшей над все еще малограмотным рабочим классом. Легкость, с которой и старая гвардия, и пролетарский авангард были уничтожены Сталиным в 20-х годах, в немалой степени объяснялась социальным разрывом между ними. Рабочее движение, способное к достижению окончательной самоэмансипации, не воспроизведет подобный дуализм. «Органическая интеллигенция», о которой говорил Грамши и которая вышла бы из рядов самого пролетариата, до сих пор не заняла той структурной позиции в революционном социализме, которая, как он считал, должна была бы ей принадлежать [5-14]. Крайние формы эзотермизма, характерные для западного марксизма, по терминологии Грамши, были присущи «традиционной интеллигенции» в период, когда связь между социалистической теорией и пролетарской практикой была слабой или вовсе прерывалась. В долгосрочном плане будущее марксистской теории будет принадлежать органической интеллигенции, рожденной самим промышленным рабочим классом империалистического мира по мере обретения им культурных навыков и уверенности в своих силах.

Последнее слово остается за Лениным. Его знаменитое высказывание о том, что «без революционной теории не может быть революционного движения», повторяют часто и вполне справедливо. Однако у него есть еще другие, не менее важные слова: «Правильная революционная теория... обретает свою конечную форму только в тесной связи с практической деятельностью подлинно массового и подлинно революционного движения» [5-15]. Все абсолютно верно! Революционную теорию можно разрабатывать в относительной изоляции — Маркс писал свои работы в Британском музее, а Ленин в окруженном войной Цюрихе. Однако свою правильную и конечную форму революционная теория приобретает только в том случае, если будет увязана с коллективной борьбой самого рабочего класса. Простое формальное членство в партийной организации (весьма характерное явление в недавней истории) совершенно не заменит такой контакт, ведь необходима тесная связь с практической деятельностью пролетариата. Боевитости небольших революционных групп также мало, так как должна быть связь с действующими, активными массами, и, наоборот, связи с массовым движением все же недостаточно, ввиду того что оно может быть реформистским: только в том случае, когда массы сами революционны, теория может выполнить свою благородную миссию. Совокупности этих пяти условий, необходимых для успешного продвижения марксизма после второй мировой войны, нигде на Западе не существовало. В наше время наконец усиливаются перспективы для их появления вновь. Когда по-настоящему революционное движение зародится в зрелом рабочем классе, «конечная форма» теории не будет иметь точного прецедента. Можно лишь сказать, что, когда говорят сами массы, теоретики (такие, каких Запад производил на свет 50 лет назад) обязательно молчат.