Игорь Латышев - «Дух Ямато» в прошлом и настоящем

В 60-е годы, в условиях «японского чуда», быстрого экономического развития Японии, стал разворачиваться активный экспорт японской культуры: архитектурных достижений, декоративного дизайна, икэбана, шашек го, национальной кулинарии, дзюдо, каратэ, кэндо и т. п. Для многих представителей японской интеллигенции традиционная национальная культура стала своего рода символом жизнеспособности нации, средством ее самоутверждения на мировой арене.

Конечно, экспорт культуры, рассчитанный прежде всего на переориентацию мирового общественного мнения в пользу «японской модели», был неотделим от экспорта легковых автомобилей и радиоэлектроники, крупнотоннажных танкеров и комплексного заводского оборудования. «Японское чудо» породило мифы о национальной исключительности японцев, становящиеся объектом умелой спекуляции в руках официозных культурологов. По мере роста японской промышленности и увеличения рекламы ее успехов в таких масштабных мероприятиях, как — Олимпиада 1964 г., «Экспо-70», зимние Олимпийские игры в Саппоро, Экспо «Океан», «Экспо-85» в Цукуба, «японская модель» и японский образ жизни стали привлекать к себе все большее внимание в Европе, Азии, Америке и Австралии.

В самой Японии лидеры ЛДП, афишируя «экономическое чудо», несмотря на временные перебои, связанные с экономическим кризисом 70-х годов, пустили в ход весь мощный механизм средств массовой коммуникации для пропаганды нового «общества процветания», в котором якобы ликвидируются социальные противоречия и грядет идеальное бесклассовое национальное единство, спаянное традиционной духовной культурой. При этом духовность буржуазного истеблишмента японского образца открыто противопоставлялась «грубо материалистической» индустриальной цивилизации Запада, переживающей в XX в. перманентный кризис моральных ценностей и не находящей опоры ни в следовании традиционным нормам христианской морали, ни в их тотальном отрицании. Идея «культурной конвергенции» с Западом, находящая признание в Японии, обретает реальные формы только с условием признания доминанты японского начала, а Западу усиленно навязываются японские ценностные ориентации во всех сферах человеческой деятельностн вопреки исторически сложившимся культурным различиям народов.

В период перехода от «народного национализма» к «эконо мическому» правительство стало усердно подогревать интерн народа к истории и культуре родной страны. Благодаря всемер. ному содействию властей возродились театры — ноо и кабуки находившиеся на грани исчезновения. Эти театры пропагандируются как символ «уникальности культурной традиции». Широко популяризируются в современной жизни Японии традици-онная архитектура, дизайн, садово-парковое искусство, разного рода прикладные искусства, икэбана и бонсай. Однако не будет преувеличением сказать, что стержнем «морального воспитания» и физической закалки молодых японцев в рамках программы «желательного образа человека», равно как и мощным ускорителем культурной экспансии Японии во все части света, стали возрожденные самурайские воинские искусства будо и их духовная основа — кодекс бусидо.

Идеи бусидо, зародившиеся в XII в. и окончательно оформившиеся в период правления сегунов Токугава (1603–1867) на протяжении нескольких веков определяли весь жизненный уклад самурайского сословия. В эпоху Мэйдзи они были умело использованы официозными идеологами для формирования принципов новой, массовой самурайской морали. Второй этап модернизации бусидо наметился в 30—40-е годы, в период разгула шовинистической пропаганды. Третий этап мы наблюдаем в наши дни.

Бусидо, представляющий собой смесь неоконфуцианства с дзэн-буддизмом, является прежде всего сводом поведенческих норм и этических регламентаций, большей частью весьма несложных и пригодных для манипуляции общественным и индивидуальным сознанием. Как правило, эти нормы и регламентации исходят из древних общеупотребительных конфуцианских заповедей: беззаветная верность и преданность господину, почитание родителей, почитание старших по возрасту и положению, скромность и благовоспитанность, умеренность в пище и скромность в одежде, поддержание фамильной чести, постоянное совершенствование в воинских науках и изящных искусствах (см. [28]).

В то же время бусидо позволял самураю идти на любое коварство, вплоть до клятвопреступления, во имя интересов сюзерена, проявлять неслыханную жестокость к «врагам», включая женщин, стариков и детей, жертвовать жизнью членов своей семьи во имя чести рода и т. п. Основой основ морали бусидо было самоотречение и самопожертвование во имя долга. Практическим путем к осуществлению долга для самурая было следование пяти классическим «постоянствам» гуманности, справедливости, благонравию, мудрости и правдивости. Все эти добродетельные свойства в конфуцианской иерархической системе общественных отношений призваны были регламентивать «пять связей»: между господином и слугой, отцом и сыном, мужем и женой, старшим и младшим и, наконец, между друзьями. В любой ситуации самурай должен был исходить из соображений высшей истины и добра, что, разумеется, было утопией в эпоху ожесточенных междоусобных войн, коварных заговоров и интриг.

Что же могло служить гарантией наилучшего выполнения долга, предначертанного самураю в его земной жизни? Разумеется, усердное овладение тайнами будо и через их посредство — тайной мироздания, космического единства Неба, Земли й Человека при помощи дзэн-буддийского психофизического тренинга. Именно воинские искусства и становились «путем самурая», его уделом на земле.

Все основные концепции бусидо почти без изменений вошли в арсенал идеологов имперского «японизма» 80—90-х годов XIX в. и на протяжении нескольких десятилетий действительно служили опорой «морального воспитания» нации, и в первую очередь армии. Также и образ самурая, утратив свое конкретно-историческое содержание, превратился на определенном этапе в стереотип национального героя. Не случайно самым популярным историческим романом наших дней остается беллетризованное жизнеописание знаменитого фехтовальщика Миямото Мусаси, принадлежащее перу Есикава Эйдзи.

В настоящее время правительство, умело спекулируя на симпатиях народа, всячески поощряет воинские искусства, прямо апеллируя к самурайским добродетелям, раздувая культ современных «героев» — основателей ныне действующих школ. В действительности же правящие круги преследуют далеко идущую цель — воспитать в Японии поколение молодежи в духе служения идеалам общества «процветания», нового «японского» образца.

Хотя кодекс бусидо, как и сам идеал «современного самурая», был дискредитирован в ходе второй мировой войны, тяготение буржуазной массовой литературы и искусства к самурайскому типу «сильной личности» вполне закономерно привело к возрождению будо, объективная значимость которых не была поколеблена социальными катаклизмами. Несколько лет спустя в полном масштабе был восстановлен и культ самурайской доблести — через посредство литературы, телевидения и кино.