Феликс Кон - Западная Белоруссия — колония панской Польши

42. Преподавание во (всех государственных школах должно вестись на родном языке учеников.

43. «Громада» выступает против того, что школьное начальстве требует от учителей полицейских свидетельств о благонадежности при поступлении их на службу. Это беззаконно — без «суда ограничивает гражданское право учителей и ставит их в зависимость от произвола политической полиции.

44. Каждой национальности должна (быть гарантирована широчайшая возможность пользоваться (родным языком в государственной жизни.

45. «Громада» будет бороться за полную свободу расширения культурно-просветительной деятельности на родном языке: библиотек, читален, кружков изучения страны, театров и т. д.

46. Признавая полную свободу совести., «Громада» стоит на почве отделения церкви от государства и от политики.

47. «Громада» борется против использования веры — церкви или костела — для политических целей, напр., для поддержки господствующих классов или для полонизации или русификации.

48. «Громада» будет также бороться с сеянием религиозной или расовой борьбы и ненависти.

49. «Громада» требует подлинных равных прав в действительности, а по только на бумаге, для всех граждан, независимо от вероисповедания и национальности.

Между прочим, «Громада» требует:

а) безотлагательного признания прав гражданства за всеми жителями Западной Белоруссии;

б) инвалидной ренты для всех военных инвалидов, их вдов и сирот;

в) свободного доступа на правительственную службу для мирных людей, независимо от вероисповедания, национальности и политических взглядов.

50. Ведя борьбу против чрезвычайной эксплоатации нашего края как польскими, так и иностранными капиталистами, в особенности же против хищнического вырубания и распродажи нашего природного богатства — леса, против продажи за границу фабрик и оборудования, ведя борьбу со всеми видами колонизации Западной Белоруссии, «Громада» требует полного развития всех хозяйственных сил и возможностей страны.

Стремясь к своей цели, «Громада» пользуется путями легальной, законной борьбы на основе конституции и права».

Такова программа „Громады“, между прочим — утвержденная польским правительством. Но, хотя „Громада“ во всей своей деятельности и не сходила с законного пути, господствующие классы и представляющее их классовые интересы правительство обрушивались на „Громаду“ с первых же моментов ее существования всеми находящимися в их распоряжении средствами, не останавливаясь даже перед такими, как пытка. В деятельности „Громады“ и помещики и капиталисты усмотрели громадную опасность для себя, как класса, а в таких случаях для буржуазии все средства хороши.

О приемах полонизации мы уже говорили выше. Перейдем к описанию того, что делало польское правительство в других областях. Начнем с прессы. В интерпелляции, внесенной в сейм депутатами, принадлежащими к „Громаде“, в январе 1925 года, приведена следующая таблица мартирологии белорусской прессы.

В течение 1923 и 1924 гг., до половины августа 1925 года, было издано в Вильно 24 однодневных газеты, из которых 5 было конфисковано. „Нужно подчеркнуть, — говорит интерпелляция, — характерный факт, что однодневка „Каляда“, конфискации которой суд не утвердил (что являлось исключением), была возвращена редактору только по истечении двух месяцев“.

Одним из средств, проводимых с целью убить — другое выражение здесь не подходит белорусское печатное слово, является следующее.

По закону первые напечатанные 10 экземпляров периодического издания должны отправляться редакцией в отдел прессы, который обязан в течение одного часа решить, подлежит ли номер конфискации или нет, а если в течение указанного времени не последовало извещения о конфискации — номер может быть выпущен в свет. Отдел прессы этой, своей обязанности не выполняет и извещения о конфискации не посылает ни редакции, ни типографии, а когда номер уже отпечатан, а часто даже тогда, когда на номерах уже наклеены почтовые марки для отправки газеты подписчикам, в редакцию и в экспедиционный отдел вторгается полиция, производится обыск, и весь тираж конфискуется. Цель этого ясна. Правительство стремится разорить издательство с тем, чтобы оно умерло „естественной смертью“. Если мы прибавим к этому, что редактора арестуются, что были случаи, когда они подвергались жесточайшим избиениям в полиции, то станет ясным, какое мужество, какая преданность делу нужны для того, чтобы в „демократической Польше“, которая сама в оное время немало страдала от такой же системы репрессий, издавать белорусский орган.

Согласно § 105 конституции, в Польше прессе гарантируется свобода, не может быть введена по отношению к ней. ни цензура, ни концессионная система на издания… Но по отношению к рабочей и крестьянской прессе, а равно и по отношению к прессе так называемых национальных меньшинств, эта статья не только игнорируется, но, наоборот, все, что воспрещено этой статьей, жестко применяется к ней, а так как и это не помогает, то у польских наследников Муравьевых-Вешателей имеются в запасе другие средства — терроризирование подписчиков: за ними устанавливается слежка, у них производятся обыски под предлогом поисков нелегальщины.

Свирепые репрессии по отношению к прессе, превосходящие даже все то, что происходило во времена Романовых, — тогда редакторы не подвергались избиениям, — объясняются тем, что белорусская пресса обнажает перед всем миром то, что „страж культурного Запада“, как называют себя польские правители, творит в завоеванной им З. Белоруссии. „Крыница“, например, была конфискована за следующую корреспонденцию из Свири, Свенцянского уезда.

„— Слава вам, господа магнаты, за нашу недолю, за наши кандалы.

Это поет по-польски наша молодежь. И впрямь, заковали в такие кандалы, загнали в такую неволю, что и Дышать трудно. Придумали столько разных податей, столько разной беды, что хоть отрекайся от земли, от избы, от семьи и беги в чистое поле или в лес. Дело дошло до того, что люди уже говорят, что во времена крепостного права было лучше. Тогда, говорят, хотя паны и издевались над народом, хотя в пьяном виде и гнали нашего мужика на дерево и приказывали ему куковать или каркать, как ворона, а затем стреляли в него, как в птицу, но после все же награждали семью убитого или, „по своей панской доброте“, оказывали поддержку в несчастьи, а теперь — погибель. Паны совсем придушили, народ стонет хуже, чем во времена крепостничества, никто не сжалится над ним.