Игнатий Стеллецкий - Мёртвые книги в московском тайнике

Вопрос о приданом Софьи Палеолог стоит в истории чрезвычайно своеобразно. С одной стороны, она нищая сирота-бесприданница, а с другой - обладала неслыханным в мире по ценности «приданым». Но фактическое положение «царевны-бесприданницы» сказалось болезненно на её личных переживаниях, ожесточило её и с тем большей лёгкостью бросило в берлогу царственного медведя в глуши московского Залесья. Бесприданница! Из-за этого расстроилась её первая партия с итальянским маркизом, то же, по всей видимости, случилось и с королём кипрским...

Виссарион особенно остро воспринимал эти удары судьбы, едва ли не более болезненно, чем сама Софья. Кардинал самоотверженно хлопотал о её приданом: готов был заложить своё движимое и недвижимое и всё, чем владели её братья, Андрей и Мануил.

Папой на приданое сироте было ассигновано шесть тысяч дукатов помимо подарков.

Своим приданым сама Софья считала Византию и византийскую царскую библиотеку. Имела ли она право так считать? Ведь был в живых её старший брат Андрей, последний представитель мужской линии династии и, после смерти отца,- законнейший наследник византийского трона, и сам он считал себя наследником престола отца.

Пирлинг готов лишить его этого права на том основании, что Андрей не пытался вернуть это право оружием и даже не прибегал за помощью к европейским дворам. И мудро делал! Он понимал реальное соотношение вещей. На его глазах складывался проект крестового похода против турок (отца с папой) и как он бесславно рухнул, Андрей оказался до конца реалистом, он понимал, что, при всех правах, византийский трон - «синяя птица», и предпочёл использовать свои права иначе: он продавал их европейским честолюбцам и оптом и в розницу.

«Андрей пустился в торговлю,- говорит Пирлинг,- стал разъезжать по Европе, чтобы продавать свои наследственные права на звонкую монету. Последняя Андрею была тем более нужна, что Ватикан стал снижать ему пенсию» [166] Пирлинг П. Указ. соч. С. 267. . Поэтому, можно думать, когда царская греческая библиотека была в Риме и в его полном распоряжении, он выбрал из отмеченных ящиков более ценное, чтобы торговлею с рук поддерживать свой скудный паёк. Такой была в его руках и хризобулла [167] Хризобулла (хризовула) - торжественная грамота византийских императоров. В форме хризобуллы публиковались законы, договоры с другими государствами, важные императорские пожалования. на пергаменте с пурпуровой подписью и золотой печатью. Хризобулла была в его руках в 1483 г. Можно только догадываться, что он специально [...] приезжал в Москву, чтобы погреть руки в отцовских сундуках, которые сам же и устраивал в подземном аристотелевском сейфе в Московском Кремле. По тому же, надо думать, делу приезжал он в Москву и в 1490 г.: доступ в подземную библиотеку ему был беспрепятственно открыт! Ведь это он с отцом спас её от погрома турок, на радость человечеству; ведь это он один (Софье было не до того) заботился о благополучной доставке бесценного сокровища в Москву; ведь это он с Фиораванти [168] Фиораванти Аристотель (1415-1485) - итальянский и русский зодчий. Участвовал в строительстве Московского Кремля. Ходил в походы с Иваном III на Тверь и Новгород в качестве мастера пушечного дела. (отцом и сыном) и с юным Солари [169] Солари Пьетро Антонио (1450-1495) - итальянский и русский зодчий. Строитель стен и башен Кремля, а также Грановитой палаты. размещал её в новом, добротном, каменном подземном мешке! Ему ли было не рыться в ней свободно за «хризобуллами» разного рода?

Но и другое важное дело влекло его в Москву - сестра и её неизменные претензии на византийское наследство. [...]

«Смотрела ли Софья Палеолог на Византию, как на своё приданое,- спрашивает Пирлинг,- и внушила ли эту мысль своему супругу?» [170] Пирлинг П. Указ. соч. С. 272. Несомненно, но только теоретически: фактическими правами на Византию она не обладала, Но была возможность приобрести это право: перекупить у брата первородство за «чечевичную похлёбку» звонкой монеты. Может быть, она сама и вызывала его дважды с этой целью в Москву.

Андрей, во всяком случае, не прочь был поторговаться с сестрой. Ведь он уже дважды продавал своё первородство (королям французскому и испанскому), почему не поделиться им с родной и честолюбивой сестрой. Для этого надо было лично ехать для переговоров в Москву. В Москве, как отмечено, был он трижды. В первый раз в - 1472 г. и пробыл в Москве несколько лет, пока не прибыл и не построил подземного книжного сейфа Аристотель. Во второй раз пробыл в Москве с год (1480-1481 гг.); в третий раз пробыл шесть лет ( (1490-1496 гг.).

«Русские летописи выказывают ему мало сочувствия; они сухо отмечают, что одно из посещений брата стоило царевне Софии немало денег» [171] Там же, С. 270. . Последнее обстоятельство вызывает у Пирлинга подозрение: «Не вступил ли Андрей в сделку со своей сестрой и, как новый Исав, не продал ли он за деньги права своего первородства?» [172] Там же.

Думается, это сомнению не подлежит.

У Кремля с Византией, кроме многих других, была ещё одна общая черта; и там и здесь могли происходить события, и даже целые дворцовые перевороты, результаты которых обнаруживались, но их подробности оставались тайною.

Удивительно ли, что не только судьба права на Византию, но и конкретная библиотека византийская - эта глубокая династическая тайна Палеологов, раз попав в Москву, пребыла непроницаемою тайной вплоть до наших дней?

Какой же изо всего вывод? Что Софья приехала в Москву не нищей бесприданницей, а царственной невестой с богатейшим приданым, какое только знал когда-либо мир.

Брак, так нашумевший в истории, удостоился даже особой фрески, обессмертившей его. Об этой фреске писано уже кое-что, но неясностей в тех писаниях много, а туману ещё больше.

Лично я в Риме фрески не изучал, фотоснимка с неё, изданного в томе ХV «Записок Московского археологического института» за 1912 г. в трёх просмотренных экземплярах этого тома, в Ленинской библиотеке не оказалось, и сделать что-либо в этом смысле названная библиотека не могла. [...]

Привожу поэтому высказывания писавших о фреске, представляя читателю самому выбирать вариант, который ему представляется наиболее вероятным.

Первым писал о фреске Ф. И. Успенский:

«В одной из римских церквей, обращённых в настоящее время в больницу, есть фресковая живопись, представляющая Сикста IV, окружённого государями, лишёнными своих царств. Между представленными здесь фигурами должна находиться и Софья Палеолог, как можно заключить из латинской надписи (в шесть строк), в которой упоминаются имена Андрея Палеолога, Леонардо Токко и Софьи Фоминичны Палеолог. [...] Фреска - это живопись, современная событиям, и потому должна представлять портреты Андрея и Софьи Палеолог и, конечно, заслуживала бы издания».